Вперед выступил невысокий парень со светлыми вьющимися волосами и миловидным детским лицом. Он успокаивающе похлопал Морева по плечу и сказал
- Все, хорош буянить. Считай, что прописался к нам. Больше тебя доставать не будут. Давай знакомиться. Меня Ангелом кличут, его (кивнул он на татарина) Наилем зовут. А теперь расскажи, за что тебя в СИЗО определили?
-За драку.
- Так ты баклан что ли?
- Не понял?
- Ну, хулиган значит. По какой статье идешь?
- Мне 111 часть 4 вменяют. Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего.
Пацаны в камере переглянулись и с интересом уставились на Веньку.
- Чем ты его? Ножом? - спросил Ангел.
- Ничем. Я его и ударил-то раза два-три. На дискотеке подрались. Их двое было, я один. Вроде несильно и накостылял им. Так поучил маленько, чтобы не выеживались. А наутро меня забрали. Сказали, что один из них скончался от внутреннего кровоизлияния.
- Оказывается ты - крутой чувак. Рембо! - похлопал Веньку по плечу Ангел.
- Скорее дурной, чем крутой. Черт меня дернул связаться с теми парнями. Помалкивал бы себе спокойно в тряпочку, глядя как они наркотой торгуют, сейчас спокойно сидел в школе, а не здесь.
- Ты драгдилера что ли завалил?
- Ну да.
- А кого? Я многих из них знаю, - полюбопытствовал Ангел.
- Следователь называл его фамилию, но я точно не запомнил. Что-то связанное с именем Григорий.
- Гринько?
- Да. Точно.
- Ну, по Грину никто плакать не будет. Только все равно ты здорово вляпался.
- Я сам знаю. Мне статью в кодексе показывали. От 5 до 15,- кивнул Венька.
- Да нет, парень, ты не понял. Дело в том, что Грин хоть и был конченный наркоман, но работал под крутыми людьми. Они называют себя Организацией. Если бы он сам кони двинул от передозировки или от СПИДа, о нем сразу все забыли. А раз его замочили, Организация должна принимать меры, чтобы кого-то за это наказать. А это, браток, уже не от 5 до 15, а открученной башкой светит.
- Знаешь, Ангел, мне сейчас плевать на то, что будет потом. В настоящее время я хочу спать, как никогда в жизни.
- Для начала запомни раз и навсегда: настоящий пацан не спит, он отдыхает. Раз ты оказался среди нас, хочешь-нехочешь, а придется соблюдать наши правила. Перво-наперво должен изучить наш язык. Никогда больше не говори "нары", говори "шконка". Параша - это "аленка", окно- "решка" , ложка - "весло", миска - "шленка", ну и так далее. Три дня тебе на изучение хватит?
- Хватит. У меня способности к языкам. В школе всегда по "инглишу" отлично имел, - усмехнулся Венька.
- Заметано. Через три дня экзамен. И учти, у нас двойки не ставят, зато бьют жестоко.
- Понятно. Еще какие-то обьявления, пожелания, предупреждения будут?
- Будут. Главное, не носи и не бери ничего красного. Это западло. А с остальными правилами постепенно разберешься. Коли сюда попал, то надолго. Здесь тебе не пионерский лагерь, где если будешь плакать мамочка домой заберет.
Веньке снилась какая-то чертовщина в стиле Сэма Рейми, создателя "Зловещих мертвецов". Он видел себя ночью на кладбище, где мертвый Грин, вцепившись ему в ноги, старался затянуть к себе в могилу, а другие полуистлевшие трупы лезли из гробов и ползли к ним. Усилием воли Венька заставил себя разорвать чары сна и открыть глаза. Но действительность оказалась не намного лучше сновидения. В темноте зловеще выделялись обступившие его фигуры сокамерников. Один из них сидел у него на ногах и стягивал их простыней, а двое держали за руки. Венька дернулся и заорал, но в рот ему тут же запихнули полотенце и очень больно ударили в солнечное сплетение. Он застонал.
- А, сучара, больно?! Сейчас будет еще больней! - раздался рядом голос Наиля.
Сначала удары посыпались густо и часто, как град. Били сразу несколько человек. Венька, не имея возможности ни высвободиться, ни кричать, метался в цепких руках. Боль была невыносимой. Все его тело было охвачено ею и, казалось, каждый нерв в отдельности кричал о ней. Постепенно большинство нападавших то ли устали, то ли посчитали, что с новичка довольно и перестали бить. Только один размеренно и методично продолжал месить Веньку кулаками.
- Наиль, уймись. Он уже еле дышит. Мокрухи нам не надо, -донесся сквозь угасающее сознание до Веньки голос Ангела.
Г Л А В А VII
Вид родного города, покинутого им много лет назад, не вызвал у Александра Морева особенного волнения. Отдельные новостройки и переоборудованные под магазины первые этажи на центральных улицах не изменили в целом картины города. Из глубин памяти выплыли моментально названия улиц и маршруты движения общественного транспорта. Впечатления новизны не создавалось, как будто и не уезжал отсюда вовсе. Только дворик перед домом показался очень маленьким и заброшенным. Грустно было видеть, как песочница, качели, горка и теннисный стол, знакомые с детства, окончательно порушились и стояли неприкаянными остовами былого.
Железную дверь в подъезде еще не сподобились сделать, поэтому Морев смог беспрепятственно попасть в дом. Сейчас ему совсем не хотелось встретить кого-нибудь из бывших соседей, выслушивать вздохи-ахи и вежливо улыбаться. На его удачу никто не попался, а Маша оказалась дома. Даже встреча с бывшей женой прошла буднично и по деловому: "Привет. Как дела? Есть будешь?" Никаких там: "Ах, я так рада! Как ты изменился!" и прочих восклицаний.
Впрочем, им сейчас было не до восторгов. Маша, когда разговор коснулся Веньки немного всплакнула и попричитала, из чего он понял: что делать она не представляет и надеется целиком на него. Практичностью Маша не отличалась никогда, и он, наверное, даже удивился бы, если узнал, что до его приезда она предприняла какие-нибудь решительные действия.
- Постели на диване, - попросил он. - Устал с дороги. Утро вечера мудреней.
Утром Морев первым делом отправился в горотдел, где когда-то работал. Накануне он узнал, что начальником ОБЭП там сейчас Андрей Пустовалов, который начинал свою службу еще при нем, и Морев даже числился у него в наставниках. Пустовалов, возвращаясь с оперативки у руководства, прошелся по кабинетам своих сотрудников. Морев, болтавшийся в коридоре в ожидании его, не без интереса прислушивался к резким руководящим репликам Андрея, доносившимся из полуоткрытых дверей.
Он вспомнил как они с Пустоваловым вместе брали в середине 80-х одного руководителя танцевальной студии и невольно улыбнулся. История действительно была любопытной. Те времена отличались строгостью нравов и морали - считалось, что "голубые" и "розовые" обитают только на загнивающем Западе, а еще эта пора характеризовались усиленной борьбой с непомерно прогрессирующей спекуляцией. В Горноуральске на краю города имелся большой пустырь, который огородили забором и объявили вещевым рынком, а попросту толкучкой. Опера БХСС, регулярно кантовавшиеся там по долгу службы, стали обращать внимание на молоденьких симпатичных девчонок, бойко торгующих косметикой. Девчонок неоднократно задерживали, но уголовные дела в отношении них сыпались, так как не могли доказать факт скупки. Чтобы выяснить источник поступления товара, за ними установили наружное наблюдение. Но и оно не помогло. Зато выяснилось, что все девушки посещают студию танца при местном Дворце Культуры. Пришлось записать в эту студию одного практиканта из Горьковской высшей школы милиции, которого в Горноуральске никто не знал. Уже через неделю практикант переспал с половиной студии, а самое главное выяснил, что товар девчонкам на реализацию дает их художественный руководитель Семен Маркович. Худрука быстренько оперативно подработали, установили в общих чертах как он организовал систему закупа и доставки косметики из Львова, а так же одну любопытную деталь - что он "голубой". Брать Семена Марковича поехали Морев и Пустовалов. Машины в отделении, как обычно, не было, поэтому они отправились на трамвае. Худрук сопротивления не оказывал, но наотрез отказался выходить из дома ненакрашенным. Морев и Пустовалов уступили и дали ему возможность навести марафет. А на обратном пути сгорали со стыда. Весь трамвай пялился на Семена Марковича, а он еще в давке старался прижаться к операм поближе.
Наконец Андрей закончил свои дела и вышел в коридор. Морева он узнал сразу и тепло его поприветствовал. Однако, говоря словами Шуры Балаганова, Пустовалов забурел. Теперь это был не тот стройный паренек, каким его помнил Морев, а зрелый, с животиком и властным взглядом мужчина. Пока они сидели в его небольшом, но начальственном кабинете, Андрея постоянно дергали по телефону, и Александр быстро сообразил, что рассиживаться не следует, поэтому отказался от чая и перешел к изложению своей проблемы.