— Да какие у нас могут быть враги? — развела руками мать.
— А у тебя, Томас? — многозначительно спросил шериф. Ага. Намек понял. «Надо бы тонко намекнуть Штирлицу, что им интересуется Ева Браун… — Ба, Штирлиц, да вами же интересуется Ева Браун!» — примерно так. Если промолчу — все спустят на тормозах. А если скажу, что есть враги, то мусора сразу прицепятся, дело дойдет до разборок, семья Грега пойдет в суд, а учитывая, что судья симпатизирует добрым католикам и вообще, довольно сильной общине…
— Даже, не представляю, шериф!
— Ну вот и хорошо, — облегченно вздохнул шериф. — Подпишите пока протокол…
— Шериф, у нас происшествие! — помощник высунулся из машины, держа тангенту в руках.
— Что такое, Робсон?
— Нападение на Грега Ласки, сэр!
— Да ну? — удивленно сказал шериф, и окинул меня внимательным взглядом. — Когда?
— Пять минут назад.
— В каком состоянии?
— Неотложка только что подъехала.
— И как он?
— Вроде пара переломов, а так — жив.
— Ладно, миссис Хоуп, прошу прощения, служба! — шериф приложил два пальца к полям своей форменной шляпы. — Завтра заезжайте в участок, оформите бумаги для страховой.
— Поняла, — понуро сказала мать. Я обнял ее за плечи и проводил в дом. Ну что же, Грег, скотина, надеюсь выдали тебе по заслугам. А все ведь началось с пустяка — подумаешь, не дали списать домашку, дело житейское, фигня, про которую и не вспомнить через месяц. Но дальше пошла эскалация конфликта, и простая с виду бы фигня стала поводом для таких разборок.
— Ты чего такой смурной? — спросил Четыре Глаза с утра, глядя на мои красные, как у бешеной селедки, буркала.
— Да не спал всю ночь. Какой-то урод ночью сжег нашу машину, — ответил я, позевывая. — Тут фиг уснешь.
— Ну да, точно, — подтвердил Джимми. — От такого не уснешь. И, кстати, что-то я этого урода сегодня в классе не вижу…
— Может, опять с толчка неудачно слез. Ладно, давай домашку по математике сверим.
Мы с ним быстренько сверились с ответами, все нормально. Я с удовлетворением отметил, что теперь она была канонично решена строго по учебнику, в рамках школьного курса. Правда, это меня не спасет от Фурика. И точно — открыв самостоятельную в классе, я тупо уставился на производные, которые уж точно в восьмом классе не проходят, а определение и самые начала дают только в десятом. Блин, ну вот какого, покосился я на Фурика. А тот сидел, глядя на меня с ехидством в глазах. Ладно, скотина, на тебе решение! И я быстро зачеркал ручкой в рабочей тетради. Что может быть хуже? Впрочем, может. Если миссис Мартенс, по Науке, даст задачи по физике. Даже по элементарной. Или по химии — все эти валентности, моли и прочие насекомые для меня были сложноваты в понимании еще в моей школе. Вот как сделать взрывчатку из бытовой химии — кто из пацанов этим в школе не занимался, я сам чудом жив и не инвалидом остался — это да. И валентности для этого знать не надо. Но здесь, похоже, это не в ходу — смартфоны и магия заменили все. Не быть местным школьникам партизанами и рейнджерами, максимум на что они способны — послать смайлик с изображением говна злобному противнику, и считать это выполнением патриотического долга в духе минитменов.
— Хоуп, остаетесь! — предупредил Фурик, когда я подошел к нему с тетрадью. И ведь никуда не отвертишься, урок-то последний.
Я с горестной мордой сел на переднюю парту, ловя на себе сочувствующие взгляды однокласников. Фурик, дождавшись пока все выйдут, развернул мою тетрадь.
— Тэкс, посмотрим… — он уткнулся носом в мои каракули. — Хм, все верно. Откуда такие познания в математике, а, Хоуп? Раньше вроде на «С» и «D», а теперь опережаем школьную программу?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Само так вышло. Открыл справочник по математике, заинтересовался…
— Такое бывает, но редко, — опять щекотка, еще один проверяет меня на правдивость. Ну проверяй, проверяй — на меня это не действует, волхва такой фигней не пронять. Это для обычных людей. — Правду говоришь. А что насчет индивидуальных занятий?
— Индивидуальных занятий? — врешь, не возьмешь. Не хочу я корпеть над формулами, пока у меня другие интересы. Да и провести золотой период юности в интегралах и прочих там лапласианах мне ну никак не светило.
— Вы знаете, я как-то об этом не думал, — сказал я. — Просто это мне нравится, но я не чувствую в себе больших способностей. Это как по аналогии со спортом — у каждого есть свой потолок. Вот представьте, спортсмен бегает, прыгает, катается, ему это нравится, все у него замечательно получается. А потом хлоп — и все. Результаты не растут. Другие, более одаренные, давно его превосходят. А потом тренер, который возлагал на него большие надежды, вложил в него душу и много труда, в нем разочаровывается и злится на него, потом плюет и уходит, оставив разбитые мечты у себя и у него. А он просто не может, как не тужится и не пыжится. Так и здесь — вы готовы тратить на меня время и силы, но у меня есть потолок, который я чувствую. Максимум — школьная олимпиада по математике, вот это мой потолок. Нет во мне дара божьего по математике, я его не чувствую.