— До Елены на третьем круге!
— Да пойми же ты: сегодня особый день! Бывают дни, когда каждая девушка — принцесса, каждая монета — золотая, каждая стрела — в цель. Сегодня — такой! Уж прости, мне очень стыдно, но я счастлив! Иона заразилась счастьем от меня, Мими — тоже. Я — факел радости, что зажигает сердца! Кому это повредило?!
Альтесса села, подобрав ноги и запахнув халат.
— Тебе.
Он хлопнул ресницами.
— Как?
— Иона стряпает алхимическую смесь из любви к тебе и к мужу. Пускай, это ее дело. Мими променяет мечты о гниющем Адриане на твою теплую постель. И хорошо. Беда в том, что ты рановато обрадовался.
— Да, Кукловод еще не пойман, но…
— Но я не о нем. Ты сказал сестре, что бросишь в атаку Нортвудов, а крестьяне отобьют искрой. Как думаешь, во сколько жизней это обойдется?
— Не много. Медведи наткнутся на искру и откатятся…
— Когда один скачет в атаку с обнаженным мечом, а другой лупит в него искрой — один из двух умирает, правда? Твое «наткнутся, откатятся» — это сколько трупов? Сотня? Тысяча?
— Но…
— Помнишь день, когда я ни разу не подшутила над тобой? Ты убил двадцать пять пленников, мы вместе запивали горе. Ты был в таком сумраке, будто погибли друзья. Двадцать пять незнакомцев!
Эрвин сел, помолчал… погас.
— Это необходимые жертвы. Кукловод погубит много больше, если я его не остановлю.
— Не сделаешь омлет, не разбив яиц? Аланис говорила это. Ты ответил, что не любишь яйца.
— Крестьяне сами виноваты. Они, тьма сожри, подняли мятеж! Сами выбрали свою судьбу!
— Но ты не за это их караешь. Знаешь же: пусть не по закону, но по совести они правы. Ты бы всех простил, если б не партия против Кукловода.
Эрвин озлился.
— Тьма сожри, чего ты хочешь? Я, значит, слишком бездушен?! Сама же так хотела! Учила: сметай людей лопатой, как снег! Вот тебе желанная степень бездушия! По моему приказу медведи пойдут бить крестьян — и меня это волнует меньше, чем круглые ляжки Минервы!
— Немного иначе, — альтесса покачала головой, отбросив темные локоны с глаз. Ее взгляд был неприятно острым. — Ты думаешь про ляжки Минервы и про язык сестры в твоем рту, и про фанфары будущей победы — лишь бы не думать о мертвых серпах. Ты зажег свой, хм, «факел счастья», чтобы ослепить себя. Сладкий самообман, затмение эйфорией. В Дойле ты не лгал ни себе, ни мне.
— Я просто научился быть злым.
— Докажи.
Альтесса подала ему Глас Зимы.
Эрвин поставил свечу, а сверху — пробку от бутылки орджа. Обнажил меч. Движения обрели хищную плавность. Глас Зимы покорно слился с рукою, рассек воздух парою пробных взмахов, наполнился силой, поднялся для атаки.
Эрвин прицелился в пробку взглядом и процедил: «Умри!», — и хлестнул стальным кнутом.
Раздался треск, когда клинок врубился в столешницу. Он не задел ни пробку, ни даже свечку.
Опустошенный промахом, Эрвин бессильно опустился на ковер. Альтесса легла рядом, прильнула к его плечу.
— Любимый… Где-то бродит шут Менсон, непонятно зачем убивший владыку. Итан до сих пор молчит о чем-то. Знахарка что-то нашептала на ухо Аланис. Кукловод очень умен и может избежать твоей ловушки, и жертвы крестьян окажутся напрасны… Я — Тревога. Я не дам тебе забыть о таких вещах. И разлюблю тебя, если начнешь мне лгать.
* * *
План рухнул не из-за хитрости Кукловода.
Владычица Мими, не учтенная Эрвином в расчетах, примчалась на Святое Поле, с малым эскортом пронеслась сквозь порядки войск, вступила в переговоры с Подснежниками — и достигла соглашения. Битва не состоялась: невозможно было бросить армию на крестьян, только что прощенных императрицей! Кайры не вступили в бой, тыловой штаб не остался беззащитною приманкой, разведчики Кукловода не увидели возможности для атаки — и бригада ушла от капкана. Эрвин послал во все стороны конные разъезды, надеясь найти хоть след бригады. Тщетно. Какие следы там, где прошло двадцатитысячное войско!..
Вассалы Эрвина осудили поступок Мими и не преминули поделиться негодованием. По законам Севера крестьянин заслуживает сурового наказания даже за непочтение к воину. Можно считать удачей, если мужик нахамил кайру и отделался десятком плетей. Что же говорить о мужиках, которые подняли мятеж, несколько раз вступали в бой с рыцарями, а затем расстреляли послов на переговорах?! Кайры всерьез готовились учинить расправу, отчасти сдерживаясь лишь брезгливостью: неприятно пачкать мечи холопской кровью. Идеальною казалась эрвинова задумка: растоптать мужиков силами нортвудцев, а кайров оставить в резерве, для страховки. Но Минерва своею выходкой испортила все! Мужики отбылись парой козлов отпущения. Стыдно сказать: из ста тысяч мятежников перед судом встанут двое, да и те умрут не на глазах остальной своры! Бунтари разойдутся по домам, уверенные в своей правоте! Вдобавок, Минерва проявила своеволие: поступила так, будто она и впрямь управляет Империей, не нуждаясь в одобрении герцога Ориджина.