Карно (прилаживает сапог). Снова идет троица. Не могут по одному!
Кваша-Кашенко (отодвигает рукой заграждение). Вы ведете нечестную игру… Я ничего не вижу и не слышу!
Карпо (подбегает с сапогом в руке). Вы с ума сошли, пане! Еще только собираются! Если хоть раз пошевелитесь — будет вам конец! Я удеру, а вы как себе знаете… (Поправляет укрытие, чтобы не было щелочки.) Сидите и ждите!
Подходят трое: Шевченко в дорожной одежде, человек в сапогах, человек в кожаных лаптях.
Шевченко. Самовар стоит, а никто не дует.
Карпо (подбегает). Я дую!
Шевченко. Где же твой дым, отроче?
Карпо. Без огня дыма не бывает.
Шевченко. Будет огонь. Правду говорю?
Карпо. Правду, Тарас Григорьевич.
Шевченко (тихо запевает). "Да забелели снега, забелели белые…"
Карпо. Не пойте, услышат чужие уши.
Шевченко. Чтоб они оглохли! Все пришли, отроче?
Карпо. Одного не хватает.
Шевченко. Грей, проклятый самограй. Потом позовешь. (Выходит со своими спутниками.)
Карпо. Сейчас закипит! Это не Тарас, а подлинный огонь! (Зажигает лучину, бросает внутрь самовара, начинает идти дым.) Дорога закрыта! Наши все дома!
Кваша-Кашенко (высовывает голову). Эй, ты!
Карпо. Что вам нужно?
Кваша-Кашенко. Я дал порядочные деньги, чтобы слышать!
Карпо. Что нужно — услышите.
Кваша-Кашенко. Мне все нужно. (Делает попытку подняться.)
Карпо. Не выглядывайте, барин! Если вам моей головы не жаль, то вы хоть свою пожалейте. Я вам буду знаки подавать. Когда будет безопасно выглядывать, я вот так палкой пырну. (Шыряет палкой в яме.)
Кваша-Кашенко. Постой! Ты мне глаз выколол!
Карпо. А если нельзя будет выглядывать, я этой самой палочкой махну вот так! (Стегает по укрытию.)
Кваша-Кашенко. Ой! Полой рот песку насыпал! Тьфу!
Карпо (предостерегающим голосом). Тише! (Еще раз стегает палкой.) Как я раньше не додумался! (Тащит самовар дальше, туда же и корзину.)
Гулак (заходит). Вот что, Карпо. Будем начинать. Когда сядем пить чай вот здесь, с наветренной стороны, не услышит?
Карпо. А я зачем?! Покамест возьмите тридцать серебреников, которые я успел получить. (Дает деньги.)
Гулак (берет деньги). Хорошо. Пригодятся. Мы были так осторожны… Сколько среди декабристов считалось умных людей, а утопить их хватило одного Шервуда! Костомаров из-за своего благодушия и шпиона посадит рядом с собой. Эй, господа, идите сюда! Отче Карп, благословляй корзину. Садитесь.
Все подходят ближе, садятся.
Шевченко. Наталка, сердце, садитесь возле нас, казаков! Вот это — дядька Мехтодь из Межеигорской фаянсовой мануфактуры… А это Семен Семенович из арсенала.
Карпо. Грицько, давай возьмем корзину… Тащи ко всем, чтобы меньше ноги бить. (Берет с Андрузским корзину, несет. В это время он замечает, что одежда над Квашей шевелится. Он бросает корзину, подбегает к укрытию и стегает палкой сверху. В ответ слышно приглушенное чиханье.)
Мехтодь. Словно бы кто-то чихнул?
Карпо. Сухая веточка треснула.
Андрузский. Если на все обращать внимание, то и чаю не пить!
Гулак. Обращать внимание нужно, но сейчас не стоит беспокоиться!
Посяда (молоденький студент, вбегает). Микола Иванович, ей-богу, не виноват! Мог прийти даже заблаговременно…
Гулак. Подпоручик Кушин. Ваша информация.
Кушик (отпивает чай). Кружок Буташевича-Петрашевского, господа…
Гулак. Господин Кушин! Вы в своем уме?!
Кушин. Простите. Петербургский кружок создан в прошлом году. Знаменательная деталь: через двадцать лет после восстания на Сенатской площади! Заседания проводятся каждую пятницу. Покамест — философские. Утопический социализм Фурье имеет в кружке много страстных поклонников. Я понятно говорю?
Мехтодь. Чтобы очень, так нет, господин офицер.
Гулак. Проще, Кушин.
Кушин. Кружок состоит из разночинцев, в противовес офицерскому фрондерству декабристов, журналисты, чиновники, литераторы, купеческого сословия, ну и офицеры, конечно.