Гулак. Адам и Димитр, — вы!
Адам и Димитр выходят.
Шевченико. Остаемся мы с Наталкой, да ты, Микола, да Посяда с Карпом.
Карпо (появляется). Я тут!
Шевченко. Прощай, голубка! Желаю тебе счастья, светлых дней. Пели встретимся будь самой дорогой сестрой! Великое чувство посетило исстрадавшуюся душу, зажгло огнем. Если сможешь, вспомни словом тихим, заря ты моя утренняя! Неужели пути наши так и разойдутся навеки? Живи, моя радость… Вот и все!
Гулак. Пошли, Наталка.
Оксана. Буду жить, Тарас Григорьевич! (Обнимает, целует Тараса Шевченко, выходит, ваяв под руку Гулака.)
Шевченко (утирает платочком глава). Фу ты, соринка попала в глаз, друзья мои, словно бы кто-то тертого табаку, того… А вы не отворачивайтесь, самим когда-то придется! И прошу я вас — будьте ей братьями, ладно? Осторожно выводите меня, я — государственный преступник!
Посяда. Тут есть такие тропинки, Тарас Григорьевич, что только уж проскользнет да мы с Карпом. Выведем вас из Киева, будто вы и вовсе здесь не были.
Карно. Тарас Григорьевич! О чем я нас попрошу… Не обижайтесь на нас… Мы в семинарии ваши стихи, как отченаш, назубок знаем! Почитайте на дорогу!
Посяда. Если, конечно, помните…
Шевченко. Милые мои! Я всей душой с вами… Тяжелая дорога предстоит мне, я знаю… И все равно пойду! (Тихо.) Как умру, похороните…
Карно. Тарас Григорьевич, зачем так печально?!
Шевченко.
Тучи медленно наплывают на луну, темно, вдали сверкает стальное зеркало Днепра.
Занавес
1952–1954.
Невидимый фронт
киноповесть
Прекрасен Киев в дни жаркого лета, прохладны воды голубого Днепра, зелены тенистые коридоры киевских улиц.
Какая кисть передаст оттенки и краски миллионов цветов, щедро заполнивших бульвары и скверы?!
Величественна симфония киевского лета, мирных дней, голубых и сиреневых заднепровских далей!
И музыка торжественно плывет над городом — то ли из репродукторов, то ли складывается сама собою в радостных глубинах высокого советского неба.
В красивом уголке нагорного Киева высится внушительное здание: выставка "Партизаны Украины в борьбе против немецко-фашистских захватчиков".
Вход. Партизан с бородой, мохнатая шапка с красной лентой, меховая безрукавка, штаны из шерстяного красного одеяла, напущенные на голенища сапог, автомат немецкий на груди, несколько гранат на поясе — характерная фигура былых дней.
Строгая экспозиция залов. Фотографии и карты, схемы и приказы; портреты партизанских деятелей и картины из боевой жизни развешаны по стенам.
Велики дела украинских партизан и подпольщиков, которых вела на борьбу с врагом мужественная и мудрая партия. Смотрите, потомки, как народ, возглавляемый большевиками, под водительством великого Сталина; не щадя жизни, дрался с захватчиками!
Недвижно реют боевые партизанские знамена в центре зала. Сколько отважных сердец объединяли они, вели за собою в кромешной ночи фашистского нашествия, вдохновляли во имя победы советского строя!
На алом бархате лежит толстая клеенчатая тетрадь. Раскрыта первая страница:
"Отчет связного Центр, партизанского штаба о командировке в тыл врага, 1942—43 год".
И фотографическая карточка связного лежит рядом с отчетом. Молодое лицо, блондин. Возраст 25–26 лет. Лицо обыкновенное, ничем не запоминающееся. Разве только глаза проницательны и смелы, с холодком отваги. Но ведь глаза можно скрыть, если нужно…
Следующая страница отчета:
"Я был выброшен на донбасскую землю к югу от Ворошиловграда в районе населенного пункта Р., возле покрытого мелколесьем большого оврага, называемого в тех краях яром…"
Торжественная симфония, звучащая на партизанской выставке, переходит в рев и рокот авиационных моторов.