— Я сделала… не приняла… девушку…
— Ты нарушила закон подполья?!
— Она была… такая красивая… ужасно хорошенькая… я подумала… ты в нее обязательно влюбишься… я не могла… я боролась с собой… а она уже ушла…
— Ужас! — муж закрывает лицо руками.
— Все понятно, — говорит связной, — можете идти на ваше место, Луиза. Вытрите глаза. Приведите себя в порядок. Вы — на посту.
Луиза выходит. Инженер сидит в тон же позе.
— Что делать, товарищ Миллер? Ведь это же что? Скандал!
— Это, прежде всего, ревность, — говорит связной. — Оказывается, она действительна даже для подполья. Среди всего прочего надо учитывать и ее…
— Но это же скандал!
— Вы, верно, недавно женаты?
— Год, товарищ Миллер, всего год!
— Жаль, но, по всей вероятности, придется вам расстаться с супругой. Эта струна у нее со слабинкой. Райком партии может потребовать ее удаления. Я лично не настаивал бы на удалении, если остальные стороны ее характера…
Из репродуктора слышны выстрелы, крики, грохот — все, что происходит в комнате, где сидит Луиза.
Застенок при полиции. Массивный стол для пыток, крюки и цепи на стене. Ведра, лейки, резиновые шланги. Ярчайший свет.
На столе лежит что-то бесформенное, лохмотья, длинные волосы — женщина.
Майстер полиции нервно ходит по комнате.
— Вот, можешь теперь посмотреть. Я услал из комнаты всех. Твои признания услышу только я. Как немец немке, я обещаю тебе жизнь. Неужели в немке заглохло чувство к матери-родине и ты предашь её в руки грязных азиатов?! Посмотри на меня: двести лет мои предки, живя в здешних степях, помнили о своем призвании — готовить обширные земли Востока для германской колонизации! Почему кровь не говорит тебе о твоем истинноарийском долге?!
Полицейский останавливается, ждет ответа и в ярости хлещет плеткой по столу. Раздается стоп жертвы.
— Можешь не стонать, я тебя не ударил! Неужели мы поверим, что ты ничего не знала? Нет, не обманывай себя на этот счет. Никак не советую. Ты стреляла в моих людей! Ты чуть не убила меня самого! Мы шли к вам в вашу дурацкую фотографию без всяких подозрений. Только по моей интуиции. Я подумал, что такое заведение может быть удобно для встреч. И я решил проверить. Но ты встретила нас выстрелами! Слышишь, Луиза! Очевидно, там наверху кто-то был? Кто-то важный! Так встречают полицию, когда хотят дать возможность птичке скрыться, не правда ли? Кто там был? Имей в виду, твое молчание выдает тебя больше, чем любые слова! Ты преступила узы крови, Луиза, и на тебя падет проклятие германского народа! Слышишь, предательница?!
Гестаповец выходит из соседней комнаты.
— Оставьте, майстер. Вы напрасно истощаете свое красноречие. Луиза прошла красную школу. Пускай она на досуге подумает. А мы ей удвоим порцию. Затем она снова подумает, и мы снова удвоим. В конце концов, до чего-нибудь договоримся. Эй, парни, возьмите ее!
Входят двое полицейских и уносят женщину.
— Какое ваше мнение теперь, господин обершарфюрер, — существует большевистское подполье или нет?
— Не задавайте бестолковых вопросов, майстер! Я вас лучше спрошу, как вы упустили птичку из фотографии? Неужели вас не учили, что в подобных случаях необходимо ставить солидное оцепление, а затем уже хлопать в ладоши?!
— У меня не было данных, только подозрение…
— Это может стоить вам карьеры, мой милый!..
— Так же, как и вам, господин шеф!
— Почему это?!
— Очень просто. Вы сообщили о ликвидации подполья, живя рядом с подпольным штабом, как мне кажется…
— Я напишу, что это вы ввели меня в заблуждение, майстер. Кому поверят больше — мне, коренному германцу, или же вам человеку сомнительной чистоты крови?..
— Полегче, господин обершарфюрер! Я не делаю карьеры. Я служу моей родине. Не так, как некоторые офицеры ОС, не сдавшие райхсбанку ценностей казненных коммунистов!..
— Ладно, майстер, размолвка между друзьями ведет к более крепкой дружбе! Оставим эти темы… Что будем делать с господином Яблочко?
— Я бы с большим удовольствием расстрелял его, вместо того, чтобы работать с ним!
— Раздражение — плохой советчик, майстер!
— Почему я должен работать с подонками, господин шеф?! Разве нет порядочных людей, ненавидящих красных?
— Это философия, майетер. Люди — навоз, стойте выше этих тварей. Господин Яблочко все-таки оказался нам полезен…
— Простите за резкое слово, шеф, — это грязная скотина, которая и нас с вами продаст за пфенниг!
— Нашли у кого искать идейности!
— Он прилез с таинственной мордой, ломался и важничал, а знал только одну второстепенную явку, так оказать, передаточный пункт. И этот остолоп со своей испитой физиономией хотел самолично идти на явку, в надежде, что ему поверят. Я пошел по более сложному пути. Я послал его в концлагерь на роль заключенного. Он устроил там (с моей помощью, конечно) побег двух военнопленных, которые и направлены были на известную ему явку, наблюдаемую моими людьми. Ничего не вышло, шеф! По всей вероятности, в лагере существует своя заговорщицкая организация, к ней Яблочко не нашел хода. Попробуем теперь другое. Пускай он, устроив побег из концлагеря двух-трех человек, завтра же с ними отправляется искать — связей в другое подполье. Тем более что прибыло лицо, имеющее к нему счеты и знающее его в лицо…