— Тебе не кажется, уважаемый кузен, — не очень приветливо обратилась я к двоюродному брату, — что ты немного опоздал с приездом?
— И тебе не хворать, дорогая сестра, — не остался в долгу Легарт и, окинув меня цепким взглядом, брезгливо поморщился. — Отлично выглядишь, я бы сказал, монастырская жизнь не прошла для тебя даром.
— Конечно, чем еще может заниматься местная дева? Только усердно молиться и смиренно трудиться.
— Как раз к приезду гостей всю пыль в обители вытерла, — заметил он, сдув с моей головы скатавшуюся в толстый пыльный жгут паутину. Однако вместо того чтобы послушно упасть в траву, паутина повисла у меня на носу.
— Поставь меня на грешную земную твердь. Мне на ней намного спокойнее…
Браггитас, наконец, соизволил поставить меня на землю, а злополучную паутину смахнул рукой.
— Тяжеловата ты стала, однако. Видимо, вас здесь весьма недурно кормят.
— Ага, — ляпнула я, не подумав, и вместо того чтобы остановиться, продолжила говорить, не моргнув глазом: — Как раз сегодня на завтрак нам подали отличнейшее сливочное масло со свежим хлебом и фархенбурским сыром. А буквально вчера за трапезой нам перепало по целой рульке.
— Какой? — непонимающе посмотрел на меня Легарт.
— Свиной. А еще было баранье рагу с овощами, индюк, фаршированный перепелиными яйцами, запеченный в кабаньей туше и…
В общем, меня не на шутку понесло. Так бы мы и дальше разыгрывали представление под общие смешки сопровождающих лорда Браггитаса, если бы не голос вайдила, спокойно, но довольно громко прозвучавший среди общего гама:
— Прекрати, Гинтаре.
Все сразу притихли и посмотрели в сторону жреца. А мне стало очень стыдно из-за того, что распустила язык при мирских людях. Ни дать ни взять — тетка на воскресной ярмарке. Пунцовея, попросила прощения у присутствующих и, опустив глаза, решила, что больше не скажу ни слова, коли сами не попросят.
Кузен обратился к вайдилу:
— Я тоже прошу прощения за недостойное поведение, достопочтенный Фьерн. Если не возражаете, не могли бы вы снова уделить мне немного времени для обсуждения некоторых тонкостей отъезда из обители вашей подопечной.
Старик склонил голову в знак согласия.
А мне стало обидно. В детстве не было ни кузена с кузиной, ни лорда с леди. Был просто брат-охламон, с которым мы недурно ладили, но то было детство — тогда все было по-другому: деревья — большие, люди — добрые, а еда — невкусная. Теперь добрый Легарт превратился в лорда-дознавателя Браггитаса и забыл, что когда-то называл меня Гинькой и, зарабатывая подзатыльники, воровал на кухне пирожки. Грустно.
— Это очень хорошо, что ты уже собрала свои вещи, — кивнул Легарт на мой узел. — Сегодня же покинешь обитель.
Ну да, с таким-то голосом он вряд ли теперь получает подзатыльники, и пирожки ему, поди, приносят, чтобы не утруждал себя.
— Не покину, — воскликнула возмущенно. Тут уж я решила не отступать, а узелок прижала к себе, чтобы не отобрали. — Я нахожусь под защитой Обители Пречистой Живы. И без моего согласия никто меня силой отсюда не увезет.
Лорд Браггитас, против моего ожидания, напустил на себя демонстративно усталый вид.
— Слушай, Гинта. — Он взял меня под руку и подвел к окну моей кельи, из которого я выбралась несколько минут назад. — У меня нет времени для препираний. Тебе стоит определиться, чего ты хочешь: бежать на своих изнеженных ножках или ехать в сопровождении королевского эскорта.
«Конечно, у тебя нет времени слушать мнение капризной девчонки!» — чуть было не вырвалось у меня из-за клокотавшей внутри обиды. Ни на что у них не было времени! Написать, навестить, передать гостинец — на все это времени не было! Главное — заточить меня в приюте Сунагере, который находился на самом юге королевства у границы с Иманским каганатом, время было! Хотя ехать сюда пришлось пять дней почти без остановок.
И ноги у меня, к слову сказать, не изнеженные.
— Поэтому полезай-ка ты обратно в свою комнатушку. — Братец снова подхватил меня на руки и стал заталкивать в окно. — И как прилежная девочка жди старшего брата. А потом, когда улажу дела, я все тебе объясню в теплой семейной обстановке.
— Все равно сбегу! — пискнула я и послушно запрыгнула в свою келью, где меня уже ожидали обеспокоенная вайдела Беата и шмыгающая носом расстроенная Людя. Пожилая женщина, поджав губы, осуждающе взирала на меня. Я молчала, так как сказать мне было нечего, а еще чувствовала, что из-за наполняющихся влагой глаз придется тоже пошмыгать носом.