— Продолжай, — буркнул Гром, явно не успокаиваясь и по-прежнему настроенный не слишком-то дружелюбно, если не сказать, что воинственно.
По крайней мере. он не нападал не дослушав, а это было неплохим началом!
Наверное.
— Я не должен был стать королем и предводителем своего рода. Никогда не хотел этого и много лет был изгоем и преступником, которого должны были подвергнуть смертной казни, когда поймают.
— Что ты сделал?
— Убил старшего брата — наследника престола за то, что он убил нашего отца и короля рода Кадьяков.
Такого Гром точно не ожидал. хмыкнув хоть и по-прежнему мрачно и сухо, но изумленно изогнув брови, видимо сразу не справившись с собственными эмоциями.
— Спустя много лет, когда я обрел покой и нашел свою семью не единой крови, мне пришлось стать предводителем своего рода, к чему я был не готов, — Север сдержанно выдохнул, тяжело помассировав переносицу, прежде чем продолжил снова, — Если бы я принял это как данность и повел себя как истинный король, то ничего этого не было бы. В моей власти и обязанности было следить за своим родом, направляя его…даже если для этого была необходима грубая сила и подавление тех, кто учил вред всем вам. Теперь на моей совести сучившаяся бойня, которой нет оправдания. Это был кровавый урок для меня, поэтому я пришел, чтобы помочь роду Бурых, и свести к возможному минимуму все тяжелые последствия.
На поляне стояла такая тишина, что хрипы полубессознательного Бера в руке Грома были особенно слышны, возвращая всех в суровую и неласковую реальность, в которой не было места мягкости, когда я с удивлением и душевным трепетом поняла, что в Громе что-то изменилось.
В том, как он смотрел на Севера.
Во взгляде его хмурых, тяжелых глаз, где теперь можно было заметить какое-то непередаваемое единение и понимание ситуации. Или жизни Севера, о которой он поведал без смущения и лжи.
— Он хотел навредить твоей жене и ребенку, — вдруг проговорил Гром после напряженного молчания, встряхнув в своей руке бедолагу-Бера, чтобы тот пришел в сознание, даже если его глаза краснели от нехватки кислорода и осознания ужасающей медленной смерти от рук Берсерка своего же рода, — На моей земле никто и никогда не посмеет причинить вреда беззащитной девушке, которая носит под сердцем малыша! — подняв высоко над землей едва живого мужчину, Гром прорычал жутко и раскатисто прямо в его лицо, — НИКТО!
Это было последнее слово, которое услышал в своей короткой, но бурной жизни горе-предводитель, прежде чем Гром запустил им прямо в рядом стоящее дерево, с такой воистину устрашающей силой, что голова мужчины треснула, словно грецкий орешек под ногой слона, не дав испустить даже последнего предсмертного визга.
Такого не ожидал никто, включая прихвостней только что убитого мужчины, чья кровь окрасила кору дерева в багрово-красный. разбрызгиваясь на белоснежном снегу россыпью алых капель.
О том, что там могут быть еще и мозги я старательно пыталась не думать, обнимая дрогнувшую Мию сильнее и пытаясь прижать ее голову к себе, чтобы девушка не видела происходящего вокруг, когда поняла, что на одном Гром не остановится, видя, как он обвел тяжелым яростным взглядом вмиг побледневших Беров своей крови.
— Она жена Кадьяка! Жена нашего врага! — верещал кто-то из Беров, пытаясь убежать от кары самого сильного из Бурых, который не пожалел никого, завершая то, что не сделал великодушный Север, но Гром ловил каждого без особого труда, настигая буквально за пару прыжков.
Без лишних слов. молчаливый, яростный и безжалостный он рвал на части вопящих от ужаса Беров, оставляя после себя поляну, залитую кровью и с разбросанными частями тела, словно в этой мести пытался выплеснуть всю свою боль и беспомощность от случившегося с его родом и семьей.
Не думаю, что его смог бы остановить в этой страшной мести даже Север, который благоразумно не вмешивался, вытянувшись рядом с нами и легко обнимая, даже если не сводил своих ясных синих глаз с Грома, всей душой проживая с ним каждый удар, каждый крик и мольбу о пощаде.
Меня тошнило от воплей мужчин и запаха крови, который словно пар поднимался над поляной, что стала в буквальном смысле алой, оттого настолько сильно пропиталась кровью, пока я утыкалась лицом в плечо своего Янтаря, чтобы дышать только его родным ароматом, не ощущая больше ничего. Если бы еще ничего не слышать и не видеть этого месива!
Скоро стало тихо и до тошноты плохо.
Последний дрожащий парень, совсем молоденький, упал на колени перед Громом, с тела и одежды которого стекали потоки крови, склоняя перед ним голову в ожидании своей страшной болезненной смерти, что настигла по очереди каждого из шайки, видимо не в состоянии даже кричать.