Уговоренный прежде маршрут был смят и выкинут в придорожную пыль сразу же, как только городские ворота выплюнули их из столицы. А потом корректировке подвергся и основной план — Гельхен бессовестно использовал халявную силу, припрягая мальчишек к готовке еды, мытью посуды и чистке лошадей. На возмущения старика не обращал никакого внимания, заявляя, что подобная муштра пойдёт сорванцам на пользу. Рыжий восторженно соглашался и просился пойти в караул, изумляя старика ещё больше. Правда, от ночных бдений пришлось отказаться — племянник вампира пугался любого шороха и тут же будил весь лагерь, а его сумасшедший молочный родственник, тоже в каждом шорохе обнаруживавший угрозу спокойствию спящих, начинал шумно от этой угрозы избавляться, швыряя в ночь попавшиеся под руку предметы и громко выкрикивая угрозы. Один раз нечаянно попал в наёмника, ещё пару раз обляпал оставшейся в котелке кашей брата. Сам же котелок обрушился на ни в чём не повинного старика. Поэтому дозорными шли сам Гельхен и старик, после случая с котелком вызвавшийся добровольцем.
Заброшенный тракт отблагодарил путников отсутствием ловушек и неприятных встреч. Лешаки и мавки не в счёт — к стоянкам они не приближались. Зато одним своим присутствием заставляли старика восторженно кудахтать и доставать пыльный фолиант, сверяясь со вписанными в него сведениями. Истинно городской житель, да ещё и судя по всему не естествовед, он понятия не имел, как ведёт себя в полевых условиях настоящая нежить. Как-как? Когтями по горлу и в овраг, чтоб с гнильцой было! Гельхен наблюдал за обучением темноволосого юноши, совершенно не похожего на племянника богатого человека (или не человека) — тихий, спокойный, рассудительный, исполнительный. В нём не было надменности, присущей изначально обеспеченному ребёнку, он не насмешничал над увечьями побирушек и не увлекался изысканной едой, без проблем запуская зубы в подгорелую яичницу. Впрочем, возможно, времена изменились, и теперь разгульная жизнь и мотовство не в моде. А вот замашки его молочного братца, от навязчивого внимания которого наёмник всё никак не мог увильнуть, вполне соответствовали его положению. Поначалу, ещё в кабаке, ему показалось, что главной фигурой всё же является именно рыжий, за чью всклокоченную башку наниматель так щедро отсыпал пятьдесят золотых. Где это видано, чтоб за простолюдинов так много платили? Где это видано, чтоб за них вообще платили золотом? Таких обычно использовали как пушечное мясо, когда через дикие земли перевозили ценный груз. Старик с ним заговаривал редко, явно не имея понятия, как к нему обращаться. Темноволосый мальчик вообще молчал, только задумчиво буравил спину взглядом, если "братец" долго сидел неподвижно, колупаясь в чём-нибудь интересном, например, в склянках старика, явно взятых без спроса. А ещё рыжий восторженно относился к любой военной цацке. На одной из стоянок даже умудрился стащить кинжал и азартно крошил им землю, пока не получил по ушам и не осознал своих ошибок. С другой стороны, он понятия не имел что такое этикет, первым совал нос в котелок, с удовольствием трескал полусырую кашу, мог увлечённо поковыряться в носу и незаметно вытереть пальцы о попону чужого коня. Однажды Гельхен обнаружил его на дереве, увлечённо разоряющем сорочье гнездо.