— Наверное, дождь завтра будет — душно очень. — Прасковья расстегнула две пуговицы сарафана.
— Да, марево нынче, — ответил, уже ничего не соображая, Санька, уставившись на заветные пуговицы.
Потянувшись, учительница откинула назад волосы.
— Ну что, Александр, разрешите, я вас так называть буду, — подошла к нему Прасковья, — согласны вы приходить ко мне иногда?..
Тут уж Санька перестал себя сдерживать…
Шел Санька домой и думал, как же он посмотрит на Катеньку. Она, наверное, сразу все поймет. И ведь не простит — гордая. Да откуда она узнает, если не видал никто? Не узнает. «Осторожно буду приходить к Прасковье — нельзя жену расстраивать. Ведь люблю-то я все равно только ее». А это… Не было у них такого с Катенькой, он и раздетой-то ее только в бане видел. Всегда все в темноте: то чтобы отец не услышал, то чтоб дочь не разбудить…
На его счастье, Катеньки с Раей дома не оказалось, видно, к матери пошли. Не стал деревенский казанова ужинать, лег спать — голова гудела от водки и мыслей, которые захлестывали друг друга…
Проснулся Санька рано, Катя еще корову не доила. Она стояла на крыльце и умывалась студеной водой, черпая горстями из ведра.
— Что, Сань, устал, видно, вчера, не разделся, спать лег, — повернулась к нему Катенька.
«Какая она красивая, — пронеслось в Санькиной голове, — когда нет на ней платка… Какие густые и шелковые у нее волосы! И зачем она его всегда носит?»
— Сань, ты что так на меня глядишь, случилось чего? — Катя откинула назад тяжелые длинные волосы.
— Красивая ты у меня. Санька нежно провел рукой по ее щеке.
— Что это с тобой, Сань? Не такой какой-то ты нынче. Пойдем, накормлю тебя, а то вчера и не ужинал поди. С мужиками, что ли, засиделся, выпивши пришел?
— С мужиками, — вздохнул Санька, вспоминая вчерашний бред. — Не пойду я нынче на работу. Что-то плохо мне.
— Захворал, что ли? — Катенька заботливо потрогала его лоб. — Да нет вроде. Сходи, а то как Прасковья Сергеевна детей-то учить будет? Когда дома непорядок, тут не до работы. Там немного осталось, докончи, а завтра выходной.
— Ладно, и вправду немного осталось.
Ел Санька медленно, нехотя. Проснулась Раечка, забралась сонная к отцу на руки и нежно уткнулась носиком ему в шею.
— Папка, а ты мне птичку поймаешь, помнишь, обещал? — шептала на ухо Раечка.
— Поймаю, поймаю. Завтра на работу не надо. Вот и пойдем птицу диковинную тебе ловить, а пока иди мамке помогай, мне уж идти пора.
Раечка захлопала в ладоши и побежала к маме. Яслей в деревне не было, и Раечка оставалась дома одна, дожидаясь прихода матери на обед и с работы. Катенька всегда приносила дочке что-нибудь вкусненькое — пирожок, яблоко, морковку, поэтому ожидание мамы было праздником. Иногда мама брала ее с собой в поле — там она сидела с остальной детворой в тенечке, следила за самыми младшими. А вот уж поход с папкой за птичкой был целым событием! Папка был всегда на работе, ее с собой никогда не брал — не место девчонкам среди гвоздей и топоров, поэтому видела его Рая не так часто, как маму.
Санька опять погрузился в свои мысли. Не слышал, как кричала вслед ему жена.
— Александр, здравствуйте, — встречала его у калитки Прасковья.
— И вы не болейте, — пробормотал Санька.
— Что-то случилось у вас? Не в духе вы. — Прасковья подошла к Саньке и провела рукой по его волосам.
— Некогда мне лясы точить. — Санька решительным движением отстранил ее руку и принялся со злостью колотить молотком по дверному косяку. Растерявшись, Прасковья ушла в дом.
До обеда он сделал почти все, как будто сам летал молоток над Санькой, так быстро получалось. Быстрее, быстрее, закончить и уйти…
В обед Прасковья вышла к Саньке во двор.
— Александр Алексеевич, обедать пора. Заходите в дом. Я на стол накрыла, а то, смотрю, сегодня ваша жена вам и обед с собой не дала.
— Не твое дело, — обозлился Санька.
— Александр Алексеевич, вы не переживайте из-за вчерашнего, не корите себя. Со всеми бывает. Не узнает ничего ваша жена. Ведь хорошо нам было вместе, что же в этом дурного. Никому вы зла не сделали, никого не обидели. — Прасковья подошла к Саньке и обняла его за шею. — Что же вы сам не свой? Или не нравлюсь я вам?
Санька молча сел, а Прасковья пристроилась к нему на колени.
— Я видела, что вы ко мне неравнодушны, а вчера только убедилась в этом. Я женщина, я все чувствую — Прасковья прижалась к Саньке, осыпала поцелуями и плакала. — Я чувствую, что вы хотите быть со мной, но эти глупые укоры совести не дают вам покоя. Я знаю, и вам было хорошо, только вы сами себе в этом не признаетесь или стесняетесь признаться. А вы думаете, легко мне вам это говорить? Просто я влюбилась в вас, как девчонка, вот уж вторую неделю спать не могу — глаза закрываю и вас вижу, а после вчерашнего совсем голову потеряла… — Прасковья рыдала, уткнувшись в Санькину грудь.