Санька, обнимая Прасковью, поднял глаза.
На дворе стояла Катенька. Руки у нее беспомощно повисли, у ног лежала корзина, из нее высыпались пирожки прямо на землю. Санька с силой оттолкнул учительницу и не мог двинуться с места, так и сидел на лавочке. Катя обрела дар речи.
— Я пирожков вам принесла на обед… А дверь надо запирать… — На ватных ногах Катенька вышла за калитку.
— Порядочные люди, прежде чем войти, стучатся! — кричала Прасковья, поднимаясь с земли и потирая ушибленный бок. — И вообще…
— Молчи, дура, — оборвал ее Санька и полетел вслед за женой.
Выйдя за калитку, Катенька побежала, не разбирая перед собой дороги. Подальше, куда глаза глядят, чтобы забыть все, чтобы не помнить этих слов и Санькиных рук на спине учительницы. Глаза застилали слезы, дышать было больно, как от едкого дыма. Догнал ее Санька, схватил за руку.
— Постой, Катенька, прости меня, прости! — бежал он следом за ней.
— Уйди от меня. Никогда не прощу. Никогда! — Катя с такой силой толкнула Саньку, что здоровенный мужик полетел на обочину дороги да так и остался там сидеть, глядя вслед убегающей Катеньке.
Забежала Катя в родительский дом, заперла за собой дверь и тут же в сенях упала на пол. Даже плакать не было сил. Не ожидала Катенька такого от своего любимого. Никогда бы не поверила, если бы кто сказал про него что плохое. Ведь перед иконой клялись в верности друг другу! На коленях перед матерью стоял, обещал, что никогда даже не посмотрит на другую. «Никогда не прощу! Никогда!» Так и пролежала Катенька до вечера, пока не пришли отец с матерью да Борька с работы.
— Что случилось? Если поругались, так и не жалуйся — сами разбирайтесь, — сказал отец, увидев заплаканные глаза дочери. — Рая где?
— Раечка дома… Борь, сходи к нам, приведи ее сюда. Я больше туда не пойду.
Борька пошел к выходу медленно, надеясь услышать о причине слез сестры.
— Иди, иди, — подтолкнул отец Бориса к выходу. — Много будешь знать, скоро состаришься.
— Ну, рассказывай, чего прибежала? — усаживался отец напротив Катеньки. — Молчишь, так домой иди, нечего по деревне бегать в слезах, уже рассказали соседи, значит.
— Сказала — не пойду! Можно, я у вас буду жить?.. — не поднимала Катенька глаз.
— Здрасьте! При живом-то муже! — Отец развел руками.
— Не муж мне Шурка больше, — непривычно назвала Катенька Саньку, — он с учительницей московской якшается.
— А ты слушай бабьи сплетни больше. Работает он там, вот и наговаривают бабы на приезжую, — заступилась мама за зятя.
— Это не сплетни. Я сама видела. Обед ему принесла — ушел нынче сам не свой, не взял с собой ничего. Вот я и пошла. А он там с ней в обнимку сидит, она у него на коленках… — заревела Катенька.
— Ну, может, она сама к нему лезет — не толкать же ее… Знаю я этих городских — стыда никакого не осталось, может, и не было ничего! Чего ты вой зазря подняла, — вставил Иван, пока Катя всхлипывала.
— Нет, она говорила, что им вчера хорошо было вместе… Что она чувствует его, что ли… Так чего-то. Красиво говорила, долго, а все про одно. Я стояла с пирогами перед ними, а они меня и не заметили. Видать, вправду хорошо… — растирала слезы по лицу Катенька.
— Успокойся, Катенька. Я ему все хозяйство поотрываю, чтоб неповадно было по бабам шастать, — уже вытирала слезы Саня. — Обещала я ему тогда еще, так и сделаю.
— Ну, хватит слезы лить, вам, бабам, дай волю, вы бы у всех все поотрывали и без детей бы остались! Хватит, я сказал! Поживи здесь, пока все не наладится.
— Не наладится, я его никогда не прощу, пусть идет к своей учителке! — твердо сказала Катя.
Отец вышел из избы и оставил баб одних — пусть поплачут.
— Мамочка, мамочка! — вбежала в дом Рая, следом за ней Борька. — Папка вино дома пьет, прямо из фляги ковшами, сидит за столом и плачет. Кто его обидел? Мам, и ты плачешь? Все плачут… — захныкала Раечка.
— Что у вас случилось-то, Санька дома сам не свой, слова не вытянешь, брагу хлещет, и вы здесь все в три ручья. Умер, что ли, кто? — Боря подсел к сестре и обнял ее.
— Вытри слезки, дочка, — успокаивала Катя дочку. — Ничего не случилось. Поругались мы с папкой. А ты сходи на огород, листьев смородиновых нарви — самовар поставим. — Катя ласково подвела Раечку к двери.