От этого случались конфузы. Женя учился в первом классе. Возвращался он с другом Генкой из школы через поле. Трещал мороз. И так по-маленькому захотелось, что бежали ребята что было духу, но когда поняли, что не добегут, стали тут же в поле расстегиваться. Мама Жене на новые штаны пришила большую красивую пуговицу. Нет, не поддается пуговица замерзшим маленьким ручкам! Долго ковырялись, но лишь пуще замерзли. И тогда опять побежали. А какой бег по глубокому снегу! Хоть согрелись от движения.
— Все, Ген. Не беги!.. — с грустью сказал Женя и блаженно прикрыл глаза.
Потом шли медленно, прогулочным шагом, слушая, как шуршат заиндевелые штанины друг об друга: ширк-ширк, ширк-ширк. Так и дошли до дому.
Пуговицу мама перешила этим же вечером.
Дорога из школы шла мимо речки Бездны. Мелкая такая речушка с быстрым течением. На ней, вверх по течению, ставили запруды, и когда их открывали, вниз сплавляли бревна. Детвора не избегала соблазна поплескаться в еще не прогревшейся воде майским жарким днем. После школы Женька с тем же самым другом Генкой бултыхались в мутной речушке, синея от холода. Портфели лежали на обрыве, а одежду бросили на песчаной косе, посередине реки. Вдруг течение у реки сделалось бешеное, вода стала подниматься с невероятной быстротой.
— Плотина! Плотина! — орал Женька своему другу.
Тот уже давно все понял и греб как мог к берегу. Течением Генку относило вниз по реке. Женька выбрался на берег, схватил огромную палку и побежал вдоль берега догонять друга. Генка уже ухватился за корень дерева, торчащий в воде, и висел на нем, обнимая его руками, — ноги относило течением.
— Держись за палку, я тебя вытащу!
— Не могу, у меня сейчас трусы уплывут! — Генка держался за сук, а ногами совершал какие-то странные телодвижения. На его лице было написано усердие.
— Держись! Какие трусы? Сейчас лес пойдет!
Генка ухватился за палку, и… из-под воды всплыл какой-то желтый пузырь, с бешеной скоростью относимый течением вниз.
— Трусы держи!
— Мне тебя бросить и за трусами бежать?! — уже рассерженно орал Женька.
…Сидели два друга на берегу, смотрели, как, стукаясь друг об друга, плывут бревна по реке, и думали о том, что где-то далеко плывут и Генкины бабьи желтые трусы.
— А они, наверное, до Волги доплывут… — мечтательно произнес Генка. — Вот бы нам так…
— Плыл бы вместе с трусами, кто тебя держал? Ты лучше подумай, как домой пойдем — одежу-то всю унесло. На мне хоть трусы надеты. А на тебе и их нету.
Соорудили мальчишки из листьев юбки, воткнули в спутавшиеся волосы гусиные перья, разукрасились тиной, взяли в руки портфели и побрели домой. По деревне бежали с улюлюканьем, изображая индейцев.
Дома «индейцев» пороли ремнями — не за утопленную одежду, а за то, что сами чуть не утонули. А потом, правда, смеялись все вместе и над желтыми трусами, и над индейскими нарядами…
А вообще-то Женька был скромным, послушным. Настолько, что все были уверены в его неспособности к хулиганству. Однажды местные шалопаи зажгли в лесу за деревней костер, поджарили по куску хлеба. Потом стали тушить. Воды, конечно же, не было. Тушили содержимым организмов. Содержимого не хватило. Огонь перекинулся на ближайшую сосну. Сосна вспыхнула, как облитая бензином, — стояла сушь. Поджигатели услышали, как взрослые уже неслись к ним с воплями: «Пожар! Горим!» Спички быстро впихнули Женьке, тот их упрятал в карман — выбросить ума не хватило. Весь взрослый народ бросился на борьбу с огнем. Часа два с ведрами бегали! Потом кто-то вспомнил, что в лесу играли деревенские ребята. Ага! Быстренько всех построили и стали обыскивать на наличие спичек и других зажигательных принадлежностей. Ребята стояли, низко опустив головы, ожидая расправы. Сейчас у Женьки найдут спички, и тогда ремня не избежать. Всем охламонам выворачивали карманы по очереди. Дошла очередь до Жени. Он стоял ни жив ни мертв.
— Нет, Женьку не трогайте. У него не может быть. Видно, кто-то из чужих тут окурок бросил, вот и загорелось, — сказала мать одного из поджигателей.
Так и не стали Женю обыскивать.
Катенька все христианские традиции соблюдала строго и непреклонно. Молитвы читала и перед едой, и перед сном. И детей этому учила. Дети молитв не читали, но в Бога верили. В большие христианские праздники Катенька по дому не работала и никому не давала — на это будни есть. Даже председатель колхоза не заставлял народ работать в праздники — завтра в три раза больше сделают, если пойдешь людям навстречу.