— Иди домой, милый, заждались тебя поди.
Санька перекрестился в последний раз и побрел домой. Издалека были слышны голоса детей. Вбежал Санька, все стихли.
— Что? Что случилось?! Что с Катенькой?! — Испуганный Санька стоял среди избы.
— Поди сюда, Шур. — Катя поманила его пальцем.
— Катенька! Катенька! Родная моя! — Санька покрывал Катю поцелуями. — Все! Все! Поправишься скоро! Он услышал меня! Спасибо, Господи! Спасибо! — Санька смотрел не отрываясь на сгибающийся пальчик жены и хохотал, как мальчишка. Целовал Катины руки, обнимал дочерей, тещу и кружил их по дому. Женьку подкидывал к потолку, тот визжал от удовольствия. Все смеялось. Все ликовало и пело, подчиняясь Санькиному шумному настроению.
Комсомольский билет этим же вечером полетел в горящую печку. Спать лег Санька с благодарственной молитвой. Проснулся с ней же.
Катенька быстро шла на поправку. Заново учили ее ходить — все мышцы ослабли после болезни. А когда Катя поправилась и смогла сама передвигаться и выполнять мелкую работу по дому, Санька собрал всех за столом.
— Я решил, что в городе нам будет лучше. И детям образование городское не помешает. Женьке хватит в школу за три версты пешком ходить, да и тебе не стоит больше в колхозе пахать за семерых. Больницы там близко… И кино, говорят, есть… — тянул резину Санька, боясь сказать о главном. — В общем, я дом продал!
— Да что ты, Шур! В своем уме?! Как же ты без него! Сам ведь говорил: «Умру, а дом не оставлю!» — ахнула Катя.
— Да мало ли чего говорил — дурак был…
— Нет, отсюда мы никуда не поедем! Не знаю, что с тобой случилось и кто тебя надоумил, а у меня голова есть. Потом сам жалеть всю жизнь будешь и меня корить, что не отговорила. — Катя смотрела на мужа, не переставая удивляться.
— Корить не буду. Девки, собирайте вещи! Через неделю новые хозяева приедут, городские. А мы поедем в их дом. Документы я уже все оформил. Назад пути нету. Все! — Санька твердо стукнул кулаком по столу и вышел из избы…
Вместо обещанного Санькой оказалась половина дома со сварливыми соседями за стеной. Утешало одно — огромный надел земли. Вот где можно развернуть хозяйство! Катенька устроилась в столовую поваром. Теперь молодые девчата в столовой ее звали тетя Катя. Рая уехала в чувашскую деревню на практику. Фаля поехала учиться в сельскохозяйственный техникум в другой город. Одно радовало — Женькина школа была близко от дома.
Но и это было неладно. Над Женькой в школе смеялись. Во-первых, он был из деревни. На первое сентября мама одела его в шелковую красную рубаху с русской вышивкой, такие в деревне все мальчишки только по праздникам носили. В городской моде господствовала тогда приблатненная расхлябанность, а тут шелковая рубашка! Главным же предметом насмешек над Женькой было то, что он не пионер. А значит, не такой, как все! Даже учителя не упускали возможности ввернуть ехидное словцо о Женькиной «беспартийности». Рубашку сыну Катенька, конечно, сменила и штаны пошила какие положено. Но в нехристи, то есть в пионеры, не пустила. И сколько ни беседовали с ней учителя, сколько ни приходил Женька в слезах, Катя была непреклонна.
Санька начал делать пристрой к избе и через год построил довольно просторный дом. С новиковским, конечно, не сравнить, но все-таки места хватало всем.
— Тетя Катя! Тетя Кать! Открой! — тарабанили в дверь что было мочи.
Катя бежала к двери впустить нетерпеливого гостя.
В дверях стоял Валька Кузьмин, Раечкин ухажер.
— Пусти, теть Кать, поговорить надо. — Валька прошел в дом, сел на табуретку и обхватил голову руками. Молчал.
— Ну, говори, раз поговорить пришел. — Катя наливала чай из самовара и пододвигала Вальке.
— Теть Кать, а правда, у Раи жених в чувашах есть? — Валя так жалобно посмотрел на Катю, что у той не повернулся язык сказать правду.
— Жениха пока нет у нее там, а девка она видная, может, и ухаживать кто взялся.
— Значит, правду говорят… — Валя закрыл лицо руками.
— Говорят, что в Москве кур доят! — отрезала Катя. — А вместо того чтобы тут сопли распускать, сел бы на автобус и поехал к ней! Не пешком, чай, идти. Все сам и узнаешь.
— Теть Кать, помоги мне. Жениться я на ней хочу. Люблю я ее.
— Силком я ее тащить не собираюсь. Пусть сама решит, не маленькая. Пойдет за тебя — помогу и со свадьбой. И с внуками нянчиться буду. А то схватился за голову, чурбан неотесанный, слова ласкового из тебя не вытянешь! И хватит мне тут тоску нагонять! Нужна тебе девка — вот и борись за нее, а то чуваша напугался! Ишь пугливый какой! — ворчала Катя на без того расстроенного Вальку.