В мертвой тишине тихонько звенело всеобщее напряжение. Царевна положила руку на плечо всегда следовавшего за ней неприметного, тихого человечка.
- Как многие из вас, я бежала из Парионы. Я добралась до Змеиных островов, и привела с собою посредника Рафроема, в коем лежит единственная наша надежда. Если кто сомневается во мне, он поручится за меня. Я прошу вас последовать за мной - не ради моей крови, но ради блага Авентурии.
Глава двадцать первая. Лафеомовы тенета
Из окна своей комнаты в царских чертогах Изомира неделями подряд наблюдала за сменой времен года. Она видела, как распускаются на стеклах морозные цветы, а протаяв их дыханием, видела, как намерзает на подоконнике лед, как растут кромке янтарных утесов нижних уровней сосульки. Падал снег, и дыхание вышагивавших по стенам стражников повисало в воздухе клубами.
За снегом пришли ледяной ветр и дождь со снегом. Потом дожди потеплели, и завиднелась новая листва, и солнце обратило мокрые ветви в хрустальный узор. Стены цитадели сияли, словно изукрашенные мириадами крохотных желтых алмазов.
Изомире вспоминалось, как в день, когда царь убил Наманию, она мчалась по дворцовым палатам, будто преследуемая чернокрылым дра'аком, чтобы рухнуть на колени перед царицей и зарыться лицом в ее пышные юбки. Ужас увиденного выплескивался из нее потоком бессвязных слов, и девушка не замечала, как белеет лицо царицы, как стискивают подлокотники кресла ее сухощавые руки.
- Сколько можем мы терпеть, - спрашивала Изомира, - и молчать, и не сойти с ума?
- Если мы не обезумели уже, - прошептала царица, поглаживая ее волосы. - Ночами я лежу без сна, и слышу в тиши, как оно стонет и корчится от боли...
- Вы говорите о шаре? - пробормотала девушка. - Я видела его.
- Это заурома. Дух Авентурии, сломленный и униженный. Ибо разве я не приложила руку к его погибели?
- Но сударыня, как вы моги остановить это? Восстань вы против государевой воли, вы бы уже погибли.
- Лучше так, чтобы жить с этой виной.
А несколько дней спустя царица захворала. Она отказывалась от пищи; и как бы не убеждали ее камеристки, дворцовый лекарь и сама Изомира, не принимала не пропитания, ни зелья. Имми сидела при ней дни и ночи, наблюдая, как блекнет, выцветает лик царицы, и только сияют ломким блеском зеницы.
- Но могу же я чем-то помочь вам, - повторяла девушка в отчаянии.
- Ты помогла мне более, чем можешь вообразить, - отвечала Мабриана. Через тебя я вновь коснулась Богини. Она снисходит ко мне в облике Смертной Старухи - но Старуха добра и мудра. Ласковы ее черные крыла. Лик ее сияет солнцем, и она зовет меня к себе.
- Это все потеря сына, - проблеяла из-за плеча Изомиры камеристка.
- Нет, - ответила девушка, стискивая в ладонях руки Мабрианы. - Это оттого, что ее муж убил их сына.
С этими словами она провалилась в сон.
На другой день царице полегчало. Она попросила перенести ее на кушетку у окна. И тогда, подобно огромному тощему стервятнику, явился царь. Пурпурная накидка развевалась за его плечами. Припав на одно колено, он коснулся иссохшей руки Мабрианы. Изомиры он будто не видел, а раз никто не отпускал ее, девушка поневоле осталась свидетельницей их нешумной беседы.
- Я знаю, почему ты хвораешь, - проговорил царь. - Ты заставила себя заболеть. В этом нет нужды.
- Нет. Меня терзает истина - что я не остановила тебя, покуда было время, что твой народ восстанет на тебя и погрязнет в раздорах.
- Нам не нужны те, кто не в силах разделить моей мечты! Они глупцы.
- Прежний Гарнелис не говорил бы с таким презрением о своих подданных. Он прислушался бы к ним.
- Прежний Гарнелис был слаб! Такому не выжить - и он сгорел в горниле истин. Но Гарнелис нынешний будет жить вечно!
- Вечно? - повторила Мабриана, откидываясь на подушки. Изомира не могла видеть ее лица. - Вслушайся в свои слова.
- Башня таит секрет моего бессмертия. Ты можешь разделить его, Мабриана. Отряхни с себя нелепую хворь. Стань рядом со мною, раздели мой обет в вечном строении Башни. И мы будем бессмертны вместе - муж и жена, царь и царица... бог и богиня.
Царица приподнялась, и теперь девушка могла различить выражение ее лица - полнейшее неверие, нет - омерзение.
- Хватит, Гарнелис! - Голос ее на краткий миг вернул себе царственную силу. - Тот, кого я звала мужем, давно сгинул. Оставь меня оплакивать его. С тобою. же я не желаю жить вместе и дня, не говоря уж - вечности.
Несколько мгновений царь недвижно взирал на нее; потом он встал и вышел. Лицо его было сурово.
- Постель... - прошептала царица, едва не теряя сознания. - Помоги... в постель.
Никого, кроме Изомиры, она не желала подпускать к себе. Посреди глухой ночи она очнулась, и прошептала с улыбкой:
- Ты богиня, Изомира. Как сияет лик твой! Я счастлива, что ты пришла за мной. Счастлива...
Много часов Имми сидела, заснув, у ложа царицы, пока вокруг сновали лекарь, и царский бальзамировщик, и бесчисленные придворные. И последним когда утихла суета, и вокруг погребального помоста с телом царицы замерцали свечи - явился царь.
Он молча стоял за плечом Изомиры, сложив руки на груди и прикрыв тяжелые веки. Потом пальцы его сомкнулись на ее плече, и губы изрекли:
- Пойдем.
С того дня царь держал ее в своих палатах.
Из ее окна видна была Башня. Бесконечно сновали стражники, надсмотрщики, рабочие. Прибывали новые рекруты, простодушные и смятенные, как она сама когда-то. И катились вниз по склонам похоронные дроги.
Верный своему слову, царь не чинил ей зла.
У нее была своя комната, роскошная, как самоцветная шкатулка, и царь никогда не разделял с ней ложе - да и не упоминал об этом. Он стремился излить в нее не семя свое - но свою боль. Каждый вечер, освободившись от царских обязанностей, он бесконечно водил Изомиру по бесконечным переходам, залам и балконам Янтарной цитадели, пересказывая все, случившееся за день. Порой он был мрачен, едок, пугающ; порой его терзал душевный глад, и она знала - он готов выбрать себе в Башне новую жертву.
Готов... и все же он цеплялся за нее, цеплялся, будто девушка могла спасти царя от него самого. И она пыталась. Она цеплялась за него, покуда со сдавленным воплем отчаяния он не отталкивал ее. И тогда за царским плечом, словно возникнув из ниоткуда, вставал Лафеом.
А страшней всего было что потом - когда он выходил из тайной камеры, и возвращался к ней, помолодевший, смягчившийся, истерзанный раскаянием именно тогда ей легче всего было полюбить его.
- Я женюсь на тебе, Изомира, - шептал царь, целуя ее руку. - Ты станешь моей царицей, и мы будем бессмертны вместе.
И через пару дней - две недели прошло после смерти Мабрианы - он привел ее в тесную палату, где их ждали Лафеом, владыка Поэль и жрица Нефетер. Обряд был краток и как-то неполон. Но Изомира и Гарнелис, очевидно, соединялись им узами брака.
Ничто не изменилось - ни в девушке, ни в ее окружении. Дни она, как и прежде, проводила, описывая в неотправленных письмах к Танфии все, с ней случившееся. Вечера - в попытках пережить бурю, облачившуюся в тело Гарнелиса. Ночи - сражаясь с кошмарами.
Думая о Линдене, она не могла уже вспомнить его лица.
Подходила к концу весна, а тайное убежище Гелананфии прирастало. С каждым днем из окрестных городов и деревень приходили все новые бунтовщики - юнцы, спасающиеся от новых рекрутских наборов, старики, чья вера в царя, наконец, поколебалась. Число их приближалось к пяти тысячам, и лагерь уже расползся по всему холму и начал распространяться под лесной сенью. Тяготы жизни в нем умягчались лишь всеобщим радостным возбуждением.
Элдарет и Гелананфия готовили мятежников к бою. Руфрида поставили старшим над лучниками, Мириаса и Зорю - во главе немногочисленных конников. Танфия и Линден, как могли, старались передать остальным убийственно-изящный способ оружного боя, которому обучили их шаэлаир.