- Следует предположить, что именно таковы их намерения. Я собирался добавить также, что подобный отряд создается и северней Парионы под водительством некоего Маскета, а также в других уединенных местах по всему Параниосу. Следует учесть также непрекращающиеся беспорядки в Танмандраторе...
- Да как они смеют? - Гарнелиса трясло от слепящего взор гнева. - Они - подданные мои! Все, что делаю я - ради их же блага! - Он махнул рукой в сторону окна, за которым возвышалась Башня. - Подобная неблагодарность невыносима! Нестерпима!
Поэль кивнул. Граннен расправил плечи, несокрушимый, точно гранитная стена за его спиной.
- Воистину так, государь.
- Тогда - разгони их. Подави эту глупость в зародыше. Снисходить до них я не намерен.
- Слушаюсь, государь, - ответствовал воевода. - Я займусь этим.
- Хорошо.
- Только одно, государь... - Помощник владыки Поэля прокашлялся. Последствия...
- Какие последствия, Дерион?
Помощник стеснительно склонил голову.
- Войны с собственным народом? Не повредит ли это завету...
Гарнелис молча уставился на него, чувствуя, как тревога юноши перерастает в страх.
- Это, - вмешался Граннен, - не война. Это восстановление порядка.
- Именно. - Гарнелис внезапно осознал, насколько он ненавидит воеводу. Ненавидит его безжалостность, жажду крови и власти... и нужду в подобных людишках. Но любимые покинули его... да и сама любовь потерялась на просторах его долгой жизни... кроме любви к Изомире. - Но ты в чем-то прав, Дерион. Я дам этим людям шанс сдаться миром. Отправляйся к этим лесным дикарям, Граннен, и выясни, что они намерены предпринять.
- А затем?
- Предупреди, что если они не склонятся передо мною, то умрут.
- Государь! - Граннен набычился.
- Ты получишь все, потребное для твоих трудов. Любыми мерами раздави этих... предателей. - Цари отвернулся, пытаясь сдержать черную, желчную злобу на собственный, так не понимающий его народ. - Восставшие на меня падут в день единый, как поденки. Я же останусь в веках. Когда Гелиодоровая башня достигнет небес... они падут предо мною в трепете и раскаянии.
Собравшиеся молчали.
- Верные же будут вознаграждены.
И все расслабились, склоняя головы в благодарной покорности. Все поняли друг друга; и Гарнелис вздернул подбородок, чувствуя в руке перекованный меч царской власти.
- И последнее, государь, - проговорил Граннен. - Хотя нам пришлось расширить ряды войск, из-за скопления рекрутов в Башне в моем распоряжении остается всего двенадцать с половиною тысяч солдат. Дозвольте призвать владыку Серпета Эйсилионского с его княжеским войском, числом две тысячи. Все они принесли присягу, и ждут вашего приказа под городскими стенами.
- Да, да. Призывай. Теперь идите; делайте, что велено.
Помощники разошлись, и Гарнелис остался один. Некоторое время царь стоял недвижно, подобно великанскому пауку наблюдая за кипением собственных страстей, точно чем-то отдельным от себя - так копошится в паутине мошка. Потом, накинув скрывающий его лик простой плащ, он отправился в бараки.
Как безмолвны они, его слуги. Открыться ли им, увериться в их верности? Падут ли они перед ним ниц, целуя стопы его от благодарности, что дозволил он им трудиться на великой государевой стройке? Или отшатнутся в ужасе? В глазах рекрутов царь видел лишь подавленный ужас. Эти глаза наполняли его кошмары. И под этими взорами он желал лишь раздавить их, как гусениц под каблуком.
- Государь?
Бледная фигура встала за его плечом, когда Гарнелис уже возвращался в Цитадель подземным ходом - в одиночестве. Лафеом.
- Государь, вы в тревоге.
- Всегда ты все знаешь, - прошептал царь, тронутый. - Собственные мои подданные идут на меня войной!
- Бояться нечего. Если дойдет до войны, я клянусь оказаться вам любую посильную помощь.
- Какую помощь? - Гарнелис требовательно глянул в улыбчивое, невыразительное личико архитектора. - Посредники не становятся ни на чью сторону.
- Посредники - нет. - Лафеом не отводил взгляда, улыбаясь своей зловещей, терпеливой улыбкой, и Гарнелис всматривался, покуда взор его не проник сквозь кожу, до черепа, и дальше - прямо в мозг! - Вам уже много месяцев ведомо, государь, - прошептал архитектор, - кто мы на самом деле.
Только теперь царь осознал, что позади Лафеома стоит еще одна фигура тот посредник, которого Лафеом отправил когда-то в помощь войску. Гарнелис встречался с ним всего однажды, а имени так и не узнал - только странный титул, которым величал товарища архитектор, Дозволяющий. Но это не титул посредников...
Второй пришлец был выше ростом, но сильно горбился, точно стервятник. Если Лафеом был бледен, то Дозволяющий - потаен; все в нем было зеленоватым и серым, все пряталось в тени, и кожа была не полупрозрачной, но ясной, как стекло, и в студенистой плоти вились сосудики и плыли мутные пятна.
Странно - по раздельности они выглядели иначе. Просто неприметные, скромные чародеи, мудрые и скрытные. Но теперь, увидав их вместе, царь и узрел их иначе - словно двое пришлецов питали друг друга душной силою, кошмарным взаимным восторгом.
У Гарнелиса засосало под ложечкой, но чувство это, как и все прочие, оставалось далеким. Он знал, он всегда знал, и все же не могу признаться себе в этом.
- Мое настоящее имя - Жоаах, - проговорил архитектор. - Моего товарища зовут Гулжур. Это мы сообщаем в знак взаимного доверия и верности.
- Жоаах, - повторил Гарнелис, перекатывая на языке уродливые имена. Гулжур.
- Вы всегда обходились с нами честно, государь. Наш вожак Аажот никогда не нарушал нашего договора. Бхадрадомен - не враги вам. Откуда, если мы уже двести и пятьдесят лет живем в мире, и вы все это время дозволяли нам жить по нашим обычаям?
- Это... верно, - пробормотал Гарнелис. Боль нарастала, отдавая в темя, лишая сил. - Аажот мудр. Мне ведомо, что вы не враги нам.
- Тогда для вас вполне приемлемо держать нас своими помощниками.
- Да, - прошептал царь.
"Я пригрел бхадрадоменов на своей груди, - билось у него в голове, бхадрадоменов, и я знал, что делаю, но совесть не дозволяла мне сознаться даже перед собою, и я запутался в тенетах лжи..."
Жоаах шел ошую него, Гулжур - одесную. Гарнелис увидал, что между ними плывут нити липучего света, и сам он пойман в этой паутине, плывет, спутанный в сетях клейкой сияющей отравы, и та стягивалась все туже, туже. Черепа его спутников ухмылялись.
-Государь? - спросил Лафеом. - Вам дурно?
Боль давила на сердце. Царские одежды намокли от пота.
- Ничуть. Да, вы, без сомнения, вправе трудиться на меня. Однако может так статься, что не поймут другие, для кого наше соглашение слишком... преждевременно.
- Совершенно верно, государь, - вступил Гулжур, - и потому оно должно оставаться тайным. Но я клянусь вам, что в предстоящих битвах мы будем всецело на вашей стороне. Как наши гхелим обороняли ваши войска, так на поле битвы они обрушатся на ваших врагов, появляясь без предупрежденья и поражая ужасом. Передайте воеводе Граннену, что страхи его ложны. Победу ему всегда обеспечит незримая подмога.
Гарнелису казалось, что он рушится в бездну. В ушах выл черный ветер, близился конец света. И все же сквозь пелену ужаса пробивалось нечто похожее на душевный подъем.
- Да! - всхлипнул он, протягивая руки, чтобы уцепиться за что-нибудь, и встретил бескостные пальцы Жоааха и Гулжура. Их холодные руки поддержали его - помогли ему; спасли его. Телом и душою он предался в их руки, он доверился им - и взамен получит от них все, чего бы ни пожелал. Душные кошмары казались теперь весьма скромной платой.
Гарнелису казалось, что перед ним расстилается вся Авентурия, а он взирает на нее свысока, подобно всезнающему богу, покуда подданные его копошились, сражались, умирали внизу, торопливо и мелочно, подобно муравьям. Даже бхадрадомен казались ничтожны. Мир стряхивал их, как чешуйки отмершей кожи... Но царь, воздвигшийся на Башне вековым дозором, пребудет в темной славе до конца времен.