- Борьба не кончена, - подтвердила Гелананфия, натягивая капюшон обратно. Она положила руку на плечо Рафроему. - Мы не останемся здесь, точно овцы в загоне. Что бы ни болтал Граннен - когда мы дойдем до Янтарной цитадели, царь выслушает нашего посредника!
Ближе к утру Танфия с криком проснулась от боли. Что-то ожгло ее.
- В чем дело? - сонно пробормотал Сафаендер.
В руке девушка сжимала элирский нож. Обычно она хранила его под подушкой; должно быть, во сне нащупала. Именно опаловое навершие обжигало ей ладонь. Дрожа, Танфия подняла оружие за ножны; лироф-камень ослепительно мерцал.
- Боги... - прошептал поэт. - Я и не верил...
Танфия уже вскочила с постели и рванулась на улицу, по пути заворачиваясь в плащ. Еще не рассвело, только побелели на восходе облака. По пути девушка едва не столкнулась с Линденом - тот стоял, сонно, покачиваясь, у палатки, которую делил с Руфридом. При виде сияющего клинка он разом очнулся и застыл.
- Танфия, мне только что был жуткий сон... - пробормотал он.
- Надо предупредить Гелананфию! - воскликнула она, хватая товарища за руку и волоча за собой к царевнину шатру.
На шум выскочил Руфрид и, конечно, ринулся за ними.
- В чем дело? - пропыхтел он.
- А ты как думаешь? - огрызнулась Танфия, обнажая сверкающий подобно молнии клинок.
В тот момент, когда, откинув полог, из темной палатки на излучинцев воззрились Гелананфия и Элдарет, нож погас.
- Что случилось? - поинтересовалась Гелананфия, шнуруя юбку и приглаживая растрепанные кудри.
- Я... я не знаю, - призналась Танфия, ошарашено глядя на тусклый серый ножичек. Девушка поспешно спрятала его в ножны. - Линдену кошмар приснился.
Царевна скривилась.
- И вы нас подняли из-за дурных снов?
- Я привык принимать сны Линдена всерьез, - отозвался Элдарет, натягивая сапог. Он заправил рубаху и вышел на утреннюю прохладу. Сквозь темную массу листвы сочилась синяя мгла. - Лучше бы осмотреть лагерь.
- Я с вами, - заявила Гелананфия. - А что за сон, Линден?
- Трудно описать, - вздохнул юноша. - Не столько видение, сколько ощущение. Словно я падаю в белый провал, и краем глаза вижу такие ужасы... - Он сглотнул. - Не хочу говорить. Ушло, и ладно.
Гелананфия потрепала его по плечу.
- Будем надеяться. что это всего лишь сон.
Пятеро полуночников осторожно пробирались меж шатров и времянок, тревожно озираясь. Все было тихо; лагерь ворочался перед пробуждением. Неторопливо щипали траву стреноженные кони. Танфия и ее спутники обошли лагерь по спирали, и, не найдя ничего, так же кругом принялись обходить лес. В предрассветной мгле листья казались черными, и всюду лежали тени цвета вайды. Тишина стояла противоестественная - будто чаща затаила дыхание, и птицы не осмеливались петь.
Гелананфия заметила это первой. На ее вздох обернулась Танфия. Что-то белое валялось на земле, точно брошенное одеяло.
Все собрались поближе. Элдарет нагнулся, приподнял край ткани, и со стоном отвернулся.
- Боги!
Гелананфия наклонилась к лежащему, и, увидав его лицо, пала на колени и разрыдалась.
Это был Рафроем.
Посредник лежал мертв, и белые его одежды были измараны кровью от ворота до бедра. Танфия прикрыла рот ладонью; от ужаса слезы навернулись ей на глаза. Руфрид спокойно нагнулся к телу и развел в стороны разорванные края одежды, обнажив смертельную рану - зияющую алым узкую щель прямо над сердцем, точно убийственное орудие пробило чародею грудину.
- Знакомое дело, - пробормотал юноша.
- Что-о? - вскрикнула Гелананфия, гневно взирая на него сквозь льющиеся слезы.
- Эта рана, - прямо ответил Руфрид. - Такие наносят бхадрадомен. Оружие им не нужно. Они запускают руку прямо через...
- Прекрати, - выдавила Гелананфия. - Хватит, прошу. Он был моим другом! Боги, Рафроем... прости. Это я навлекла на тебя гибель.
Ошеломленные, они молча стояли над холодеющим телом.
- Это я виноват, - прошептал Линден. - Если бы я проснулся раньше, понял, что это значит!
- Кто мог знать? - Танфия приобняла его.
- Да что толку от моих клятых видений, если я не могу...
- Это неслыханно! - Гелананфия беспомощно развела руками над распростертым телом. - Посредники неприкосновенны! Никто не убивает их!
- И как следует это понимать? - риторически вопросил Элдарет, выпрямляясь и складывая руки на груди. - Что царь так слюбился с бхадрадоменами, что Граннен посылает их обделывать свои грязные делишки?
- Весть ясна, - ответила Гелананфия. Царевна утерла глаза и тоже поднялась, стоя над мертвым телом друга, точно львица. - Это война.
Семь дней спустя отряд Гелананфии выступил в поход.
На несколько дней их задержали царские солдаты в лесу - дозоры, выставленные Гранненом, чтобы удержать бунтовщиков в лагере. Гелананфия понимала, что стоит отряду уйти с насиженного места, как к воеводе тут же помчатся доносчики. Но вдруг дозоры исчезли - не то их отозвали затыкать дыры, не то воевода надеялся выманить мятежников из логова.
Так или иначе, а ждать было больше нельзя. Нарушив повеление Граннена, царевна повела своих последователей на Париону. Иные остались - дети, и старики, чтобы присмотреть за ними. Но все, способные носить оружие, покинули Энаванейю, и пройдя сквозь чащу Лузанийского леса, вышли на древний Мейондрасский тракт, ведущий к столице через плодородные зеленые холмы Параниоса. Число мятежников чуть перевалило за четыре тысячи.
Гелананфия и Элдарет возглавляли длинную колонну. Отряд продвигался медленно; большинство в нем составляли пехотинцы, кроме того, каждый вечер лагерь приходилось разбивать загодя, чтобы наскрести на всех провизии и добыть свежей воды.
Царевна намеревалась двинуться прямо на Янтарную цитадель и потребовать встречи с дедом. Путь их не мог остаться тайной, и все мятежники понимали, что рано или поздно они столкнутся с сопротивлением, и, вероятно, вступят в бой. Но никто не боялся. Лучше встретить судьбу лицом, чем таиться и ждать, покуда она придет за тобой. Гнев делал царевну кровожадной. Ей думалось, что, соединившись с Маскетом, она сумет выстоять против Граннена.
На пятый вечер пути, когда до Парионы оставалось еще шесть дней ускоренным маршем, Гелананфия ощутила перемену в воздухе. Нечто подобное она чувствовала и прежде, но никогда - так отчетливо. В тайны зауромы ей полагалось быть посвященной лишь при восшествии на престол. И все же она ощущала это. Стоя перед своим шатром на склоне неглубокой долины, она видела, как красится небо лиловой мглой, как кружат над головой, словно несомые вихрем листья, дра'аки. Сама земля трепетала от натуги и боли.
От этого трепета у Гелананфии разрывалось сердце. Касаться земной силы было величайшей честью, и непереносимым бременем. Слишком тяжелым для Гарнелиса... да и для любого человека.
Только потом Гелананфия заметила скачущего к лагерю всадника. Он мчался прямо к ней. Чалая его кобыла спотыкалась от усталости, седок был изможден и обтрепан. Элдарет и другие старшие, завидев гонца, сбежались к царевнину шатру.
- Госпожа... - выдохнул гонец, не столько спешиваясь, сколько выпадая из седла. Кобыла его понурила голову, бока ее ходили ходуном. Седок с трудом держался на ногах, глаза его от недосыпа покраснели. Только теперь Гелананфия узнала его - это был потерявшийся ее гонец, посланный много дней назад на поиски прочих мятежников.
- Госпожа моя, Маскет погиб.
Его качнуло вперед, и, не подхвати гонца бросившиеся на помощь Элдарет и Руфрид, тот упал бы. На миг лицо его оказалось совсем рядом с лицом царевны, и из глаз его плеснула волна такого отчаяния, что Гелананфию пробрал леденящий ужас.
- Что случилось?
- Страшная битва, - хрипло пробормотал гонец, махнув рукой в сторону Парионы, - в предгорьях Змеевичных гор. Граннен привел свое войско и потребовал от Маскета сдаться, но тот отказался. У Граннена оказалось меньше сил, чем мы думали - больше, чем у Маскета, но всего на пару сотен бойцов, у нас был шанс. Мы дали им бой, люди Граннена вроде бы отступили, но на открытом месте вновь построились, и началось второе сражение... - Он запнулся, переводя дух. Танфия подала ему воды, но гонец так взмахнул руками, что выбил ковшик у нее из рук. Глаза его был безумны. - И тогда что-то случилось. Небо стало ужасного цвета, и облака будто кипели. И.. и там воняло, будто кровью или медью. И на всех напал ужас, да не просто страх перед боем, а куда хуже. Потом войска сошлись, и небо взорвалось.