Танфия опустила взгляд - и в сгущающихся сумерках, в бледном свете трех лун, она увидала, как вьется по дороге бесконечная шеренга конных солдат. Пень шелохнулся, и два бледных глаза уперлись в Танфию. Словно два луча вонзились ей в сердце, высасывая силу. От ужаса она рванула из кармана элирский нож. Вспыхнул звездою опал; фигура зашипела тихонько, и сгинула.
Что на нее нашло - тащиться в эту даль одной? Перепуганная Танфия пустила Зарянку в галоп обратно, к лагерю.
Было еще темно; до рассвета оставался добрый час, но лагерь уже зашевелился. Линден так и не смог заснуть ночью, и теперь, когда усталость готова была все же сморить его, вставать было особенно тяжко. Он вышел из палатки, чтобы постоять пару минут рядом с Зимородком. Кони тихо пощипывали подернутую густой росою траву. Где-то рядом вставали, зевали, жаловались на судьбу другие мятежники. Потом над туманом вознесся голос Гелананфии:
- Подъем, подъем, во святое имя Анута! Встанем строем, прежде чем этот лежебока Граннен глаза продерет!
Благодаря предупреждению Танфии они были готовы к бою. Войско Граннена разбило лагерь по другую сторону гряды, на склонах обращенных к Парионе. Прошлым вечером Гелананфия и Элдарет собрали командиров, и в мелочах обсудили планы предстоящего боя. Теперь мятежникам предстояло занять позиции по самой гряде, прежде чем туда доберутся солдаты Граннена.
Они учились старательно и знали, что их ждет. Но применить заученное в битве, когда за ошибкой следует смерть - дело совсем иное.
Утро выдалось похожим на дурной сон. Завтракали поспешно - Линден сидел рядом с Руфридом и Танфией, Сафаендером и Элдаретом, как было уже не одну неделю. Все были молчаливы, а Сафаендер вдобавок бледен как смерть, хотя по лицам остальных пробегали порой улыбки.
Потом Линден с Руфридом вернулись в палатку, чтобы помочь друг другу одеться. Они решили одеть в бой роскошные, черные с синим одеяния из Луин Сефера - погибать, так уж красиво. Поверх камзолов пошли кожаные кирасы и облокотники. Потом пришел черед оружия - при каждом был длинный элирский меч на левом бедре, короткий меч на правом, на плечами - луки и колчаны, полные смастеренных в Энаванейе стрел.
- Ну, братишка, - промолвил Руфрид, - вот оно как. Предчувствия не мучают?
- Нет, - ответил Линден, и улыбнулся. - Наверное, это к добру. Жаль, отец нас не видит.
- Он бы нами гордился, - заверил его Руфрид, стиснув плечо брата, и добавил: - Тобой уж точно.
- Думаешь, мы справимся?
- Конечно. Если боишься, думай вот о чем - ты уже сегодня можешь усидеть Изомиру!
- А я не боюсь, - ответил Линден. - Вот что странно-то - не боюсь вовсе.
Руфрид в последний раз обнял его, и отстранился, явно сдерживая тревогу. Линден хлопнул его по спине, пытаясь ободрить, но слова никак не шли на язык.
- Ну, Брейида с нами?
- Тогда уж Маха, - ответил Руфрид. - Или Анут на нашей стороне, а Граннена путь ждет чрево Нут.
- Ты бы не гневил богов, - расхохотался Линден, - хоть ноне утром! Я рад, что все почти кончилось, а ты?
- Ага, - согласился Руфрид, и немного просветлел. - Я тоже.
Над Парионой занималась лиловая заря, но равнина еще была окутана тенью. Танфия уже готова была оседлать Зарянку, когда к ней подошел Сафаендер. Он немного нелепо выглядел в роли воина - в травянисто-зеленой рубахе и штанах, в кирасе, с мечом и деревянным щитом. Но даже сейчас он выглядел таким изящным, таким нездешним, что девушка невольно ощутила желание, и страх за своего любимого.
- Ты готов? - спросила она.
Поэт неровно вздохнул.
- Насколько могу быть. Танфия, ты великолепна. Только не дай себя поранить, хорошо?
Она подошла к нему, взяла за руку. Как не было тревожно ей самой, поэта просто трясло, точно в ознобе.
- Боги, Саф, ты в порядке?
- Нет, Танфия. Вообще-то нет, - ответил он с напускной легкостью. - Я уже говорил, что я трус, но не думал, что настолько.
- Боги, Саф, ты не обязан сражаться! Салиоль и Шарма остаются в лагере; останься и ты с ними.
- Не хочу быть настолько бесполезен, - ответил он.
- Ты принесешь пользу. Кто-то должен ухаживать за ранеными.
- Нет. - Лицо его было уныло, и он старался не встречаться с ней взглядом. - Я должен.
- Почему? - В приступе ужаса она схватила его за руку. - Что ты пытаешься доказать? Никто не упрекнет тебе, если ты не пойдешь в бой со всеми. Ты не солдат, боги свидетели! Ты не просто кто-то, ты Сафаендер! Если ты умрешь, что станет с прекрасными пьесами, которые ты еще не написал? Ты не можешь лишить их мир!
- Ох, Танфия... - Он обнял девушку и прижал к себе, покрывая поцелуями ее волосы. - Ты не понимаешь. Как могу я писать эти "прекрасные пьесы", если я не сражался за это право? Чтобы вернуть мир, к которому я привык, я должен его заслужить.
- Нет, - вздохнула Танфия. - Это я понимаю. И прекрати меня целовать, а то я расплачусь.
-Тогда потом, ладно? - спросил он.
Танфия видела, как он старается казаться храбрецом - особенно сейчас, когда из сумерек показались Руфрид и Линден.
- Ну, пора, - проговорил Руфрид. - Тан, береги себя.
- Ради всего святого, через несколько часов мы снова увидимся! воскликнула она. Братья поочередно обняли ее, и она с потешной суровостью оттолкнула обоих. - Кончайте, это просто ужас какой-то! - На глаза наворачивались слезы. - И вообще, сражения никогда не идут по плану.
- Откуда тебе знать? - поинтересовался Руфрид.
- В книжках читала! - отмолвила Танфия.
К тому времени, когда кислолицый гранненов прихвостень добрался до лагеря мятежников, те уже заняли позиции вдоль гребня Гетласской гряды. Центр составляла пехота, прикрытая рядами лучников. По флангам разместились конные отряды - на правом под водительством Мириаса, где в первых рядах предстояло скакать Танфии, а чуть подальше - Линдену, а на левом под командой Зори, с которой был Руфрид. Сафаендер пошел в пехоту, в задние ряды, где ему предстояло сражаться радом с крестьянами, даже не слыхавшими его имени. Гелананфия с большой неохотой отпустила его в бой, но веских причин отказать не нашла.
Место было удачное - землю покрывала жесткая густая трава, а редкие деревца не закрывали обзора. Внизу лежала долина, а за ней - еще один ряд холмов, пониже. Солдатам Граннена придется наступать в гору, а это даст преимущество их противникам.
Гелананфия и Элдарет, оба на гнедых конях боевой породы, расположились на горке позади строя, между левым флангом пехоты и отрядом Зори. Над их ставкой не развевалось никакого знамени - следовало бы поднять царский стяг, но, сражаясь против царя, Гелананфия не нашла в себе на это смелости.
Гранненов помощник, подъехавший на своем тощем жеребчике, явно не был рад обнаружить вражеское войско в такой готовности.
- Я принес вам известие от воеводы Граннена, - обратился он к Элдарету, которого полагал единственным вожаком. - Любая попытка войти в Париону будет расценена как измена. Отказ сдаться немедля будет расценен как повод к атаке. У вас есть полчаса, чтобы сложить оружие и предать себя в руки властей.
- Ну уж нет! - усмехнулся странник. - Если воевода желает повода к атаке - он его получит.
- У меня есть весть для воеводы Граннена, - проговорила Гелананфия, откидывая капюшон и смело глядя в тоскливое лицо посланца. - Это войско ведет не один Элдарет. Передай воеводе, что он выступает против царевны Гелананфии. И передай, что попытка противостоять члену царского рода будет считаться изменой! Посмотрим, так ли он жаждет битвы!
Когда посланец вернулся в ставку Граннена, первые солнечные лучи коснулись холмов. У Гелананфии и Элдарета хватало времени, чтобы оглядеться. Царевна поднесла к глазам подзорную трубу.
Царское войско все еще строилось, тем же примерно порядком, что и ее собственное - лучники и застрельщики в первых рядах, за ними плотные ряды пехоты,, по флангам конница. Войско занимало долину, Граннен же разместил свою ставку на холме по другую ее сторону. Различить самого воеводу с такого расстояния было невозможно, но царевна приметила плещущийся на ветру флаг, ловивший червонное золото солнца. По мере того, как лучи восхода проникали в долину, ряды царских солдат расцвечивались красками: зеленый, лиловый, золотой, блестела винно-красная и бурая кожа кирас. Развевались на шеломах старшин лазурные перья, и в гривы и хвосты гнедых, как один, коней вплетались золотые ленты. По сравнению с ними собственные ее бойцы казались бродягами, в разномастных кафтанах бессчетных оттенков, потертых и грязных от долгого лесного житья, на конях всех пород и мастей. Но в них была страсть... страсть настолько сильная, чтобы перебороть верность Гарнелису? "Или мрачных бесов, срывающихся с неба и, возможно... нет не думай об этом!".