- Дорогая моя, - хрипло прошептал он. - Дорогая. Прости меня.
Он преклонил голову на ее колени, взяв ее ладони в свои. Казалось, он вновь стал прежним, юношеская красота вернулась к нему, и тонкое, обрамленное легкими седыми волосами лицо сияло внутренним светом. Сухие губы коснулись ее пальцев, и Мабриана увидела, что он тоже рыдал.
Душу царицы затопила волна сочувствия. Поправляется ли он? Мабриана едва могла на это надеяться. Более всего ей хотелось верить, что смерть Галеманта была лишь несчастьем.
- Все в порядке, - прошептала она. - Тебе кажется, будто стоит тебе выказать боль, и она сломит тебя. Мне это тоже мерещится.
- Да. Ты всегда меня понимала.
- Помнишь ли, любимый, - мягко начала она, - каким он был славным мальчуганом? Как учился чтению, сидя у тебя на руках? Как мы гуляли с ним в саду, и я сердилась, что ты позволяешь ему ходить по стенам, точно солдату? А он никогда не падал. Такой он был светлый, и добрый.
- Да... - Гарнелиса трясло. - Боги, наш сын...
- Он был добрым сыном, и стал бы после тебя добрым царем.
На этих словах царь унял дрожь. Руки его окаменели.
- Я знаю, ты не хотел его смерти, - продолжала Мабриана. - Я обвинила тебя ложно. Мои слова, и твое молчание - все это от горя.
Гарнелис со вздохом медленно поднялся, прошелся вдоль завешенных белой, желтой и золотой парчой стен. Когда он вновь обернулся к царице, лицо его было мягко, но омрачено тревогой.
- Ты должна понять, дорогая. Его смерть едва не подкосила и меня. Но по-иному быть не могло. Он пошел против меня, он отвергал мои решения, он поддерживал моих врагов, он бежал и начал строить заговор против меня.
Поступь царя была легка и неслышна.
- Его тяготила гибель дочери, - хрипло прошептала Мабриана. - Все дети ссорятся с родителями.
- Но я не любой родитель. Мое единственное чадо - это земля, ты знала это, выходя за меня! Все что я делаю, я делаю для блага Авентурии. Заурома - это завет между правителем и землей. Заурома - это я. И я должен охранять завет любой ценой. Даже ценой жизни сына.
- Значит, ты...
- Да, и ты видишь, почему. Для блага Авентурии.
Мабриана мучительно пыталась понять, достучаться до супруга.
- Но прежде мы с тобой все сложности обсуждали, и выслушивали друг друга. Не приходило ли тебе в голову, что твой сын мог быть прав?
- Приходило. Но он ошибался. Он затеял заговор с Гелананфией и этим проклятым Сафаендером, чтобы опозорить меня. Он разрушил бы все, что я создал.
- В это я не верю.
- Но ты должна. Это правда. - Он сел рядом с ней, прижал ее ладони к своему сердцу. - Любовь моя, я знаю, как тебе тяжело. Прости меня. Но мне нужна твоя помощь. Поверь мне.
Она очень хотела поверить. Знать, что он остался тем же добрым и мудрым мужем, каким был, что даже этот ужас несет в себе доброе семя. Довериться ему снова.
- Дорогой мой, - проговорила она. - Я хочу этого больше всего на свете. Но иногда ты кажешься мне чужим. Ты пугаешь меня.
Он отстранился, нахмурившись.
- Я - пугаю тебя?
- Бремя державы тяготит тебя. Позволь мне помочь тебе. Галемант облегчил бы твою ношу, но его нет, и ты должен думать о будущем. Подумай о малыше Венирриене, твоем наследнике.
Тень нахлынула на лицо царя, будто тот старел на глазах, но Мабриана говорила, исполненная решимости продолжать, покуда муж ее еще слышит.
- У меня слишком много забот с Башней, чтобы вспоминать про Венирриена. Я не собираюсь умирать в ближайшие годы.
- Забудь о Башне, любимый! Слишком много сил она заберет у земли, слишком много людей. Париона и без нее прекрасна. Восстанови театр, и все беды схлынут.
Руки царя стиснулись на ее запястьях с такой силой, что Мабриана вздрогнула.
- Но без Башни что останется в память о моем царствовании? Кто будет знать, что я когда-либо топтал землю? Не перечь мне, Мабриана! Это измена!
- Нет! - воскликнула она.
Широкий рукав кафтана распахнулся, и на белой рубашке царица увидала кровавое пятно.
- Что с тобой? Ты ранен? Как?
Гарнелис покосился на пятно и молча поправил рукав. Под ногтями его Мабриана заметила запекшуюся кровь, и с безмолвным ужасом осознала, что это не кровь ее мужа.
- Об этом больше не будем. - В шепоте его таилась смертельная угроза.
Царь встал. Тьма захватила его совершенно, оставив от Гарнелиса только башню тени. Лицо его казалось каменным шаржем, отражающим одно лишь бесчувственное упорство и упивающуюся собой боль. Он снова ушел от Мабрианы, а страх только усиливался.
- Нет, Мабриана, - прошелестел он голосом холодным, пустым и бессветным, точно пещера. - Это ты стала чужой.
Сидя на залитом лунным светом склоне, Гулжур методично полировал маслянистую поверхность кровавика. Он не любил работать с камнями - даже отколотые, они оставались частью земли. Их огнистая сила, порождающая людей, элир, подземцев, была ему чужда. Однако были минералы, к которым он чувствовал сродство. Смешанные руды, темные камни без явной кристаллической структуры, пириты, самородная сера, сизые шестеренки бурнонита - все маслянистое, летучее, потаенное.
По гладкой поверхности камня побежали темные радуги. Дозволяющий тонул взглядом в его глубинах, погружаясь рассудком... в бездну. Он шел по бесконечной черной тропе под сияющим черным небом.
- Содействующий?
К нему приближалась еще одна фигура, настолько же бледная, насколько сам Гулжур был сер и безлик.
- Дозволяющий, - проговорила бледная тень. Приветственным жестом они скрестили руки перед грудью, соприкоснувшись ладонями. - Где ты?
- Где-то под городком, называемым Скальд, - ответил Гулжур. - Скучаю. Мне нужна работа посерьезнее.
- Слишком все просто, не так ли? Я свободно брожу по Янтарной Цитадели, и никто даже не думает заподозрить меня. Все доверяются моему обличью. Я снова и снова спрашиваю себя - как вышло, что люди победили нас? Возможно, ты скучаешь, но я наслаждаюсь превыше всякого описания. Содействующий глумливо усмехнулся.
- Ты слишком уподобляешься людям, - кисло промолвил Гулжур. - Не станем забывать - они все же нас победили. И мы действуем в тайне по своей слабости.
- Гулжур, извечный реалист.
- Само собой. Кто-то должен сохранять трезвый ум. Как продвигаются дела с царем? Ты подчинил его, Жоаах?
- Нет, нет! - возбужденно проговорил Содействующий. - Если ты ждешь этого, ты ничего не понимаешь. Все, что он делает, он делает по собственной воле. Я лишь облегчаю ему путь - стою рядом, слушаю, понимаю, когда советники-люди шарахаются. Я подталкиваю его в нужном направлении. Когда ему нужен совет, я всегда готов ему подать. Я предчувствую его настроения. В этом и прелесть, не так ли? Я не подчиняю царя. Я лишь исполняю его желания.
Гулжур терпеливо кивнул. Он был намного старше Жоааха.
- Я знаю. Мои слова были поспешны. Полагаю, ты находишь награду в своих трудах?
Глаза Содействующего вспыхнули.
- Людская боль, - ответил он. - Поразительно, как легко было избавить царя от внушенных ему запретов. Детенышам по плечу.
- Это лишь начало, - сухо промолвил Гулжур. - А впереди у нас долгий путь. Люди не в силах снести столько боли, сколько задолжал их род за все, что они сделали с нами.
Глава пятая. Элирский дар
Руфрид уже начал проклинать свое необдуманное решение послужить брату нянькой. Проведя две бессонных ночи под придорожными изгородями, он решил, что хуже не бывает ничего; на третью ночь полил дождь. В конце концов, Линден уже не маленький, а у Танфии должно хватить сил вытащить его из любой передряги. Но несмотря на все невзгоды пути, он сердцем чувствовал, что не может оставить Линдена одного. И вместо того он проклинал Бейна, а более всего - отца.
После бегства из Хаверейна путники избегали деревень и хуторов, раскинутых по плодородной долине Аолы, двигаясь не торными путями, а всхолмьями, где лоскутное одеяло полей уступало место усыпанным валунами лугам.
- Как думаешь, на что еще может пойти Артрин, чтобы нас вернуть? поинтересовалась Танфия, когда все трое перевели дыхание и успокоились после встречи с Колвином.