До рудников, насколько могла судить Изомира, оставалось еще миль десять - по истерзанной, смолотой в грязь, покрытой снегом земле.
Но наконец рекрутов выгрузили на склоне одного из холмок, близ кучки низеньких домиков. Вылезая из повозки с мешком в руке, Изомира окинул взглядом длинную, увечную долину. Лишь на самых верхушках холмов из-под снега проглядывала зелень. Ниже склоны были сплошь изъедены дырами. Близ путей громоздилась гора мелкого серого щебня.
Один из стражников заметил, что разглядывает девушка, и кинул ей камушек из кучи.
- Вот что вы добывать будете! Царские самоцветы!
В первый раз за все время пути юношей отделили от девушек. Суровая баба-командирша с седой косой и руками, как бревна, отвела Изомиру и остальных в барак, уставленный вдоль стены узкими койками. Половина мест была уже занята такими же девушками, при виде старшей вскочившими и вставшими по стойке "смирно".
- Я тут жить не смогу, - прошептала Серения. - Хуже, чем в свинарнике!
Изомира ничего плохого в таком жилье не видела. В бараке было чисто, роскоши было едва ль меньше, чем в комнате, которую девушка делила с Танфией, а после нескольких недель в повозке она готова была радоваться любой кровати. Но старшая услышала. Развернувшись, она отвесила Серении увесистую оплеуху.
- Будешь тут жить! - рявкнула она, полыхнув глазами. - И тебе это будет нравиться, если не хочешь, чтоб тебе обрили бошку и урезали пайку!
Серения от ужаса отшатнулась. Изомира придержала ее.
- Вы теперь на государевой службе! - разорялась старшая. - Меня звать Тезейна. От вас сего и надо - работать и повиноваться. Пока вы торчите здесь, я ваша мама, ваша богиня, и ваша царица!
- Странно, - пробормотала Серения тихо, но сердито, когда старшая ушла, - не припомню, чтобы моя мама была Смертной Каргой.
По бараку пробежал смешок.
- Добро пожаловать в Харфанет, - проговорил кто-то. - Царство грязи, самоцветов и червей.
В ту ночь Изомира долго не могла уснуть. Хрустальный луч Лилейной луны заглядывал в окошко над ее койкой, и в его свете девушка оглядывала камушек, брошенный ей стражником. Она стерла с него грязь, вытащила с самого дня мешка резец и принялась царапать тусклую корку. Царапины поблескивали хрусталем. Изомира трудилась, пока не расчистила окошко размером с ноготь большого пальца. В глубине оказался аметист, пронизанный вмерзшими в камень смутными тенями и радужными искрами. Это было словно окно в иной мир, в мир, куда Изомира хотела сбежать. Камень в ее руке казался образом богини. И она трудилась над ним, покуда не уснула с резцом в руке.
В последовавшие недели этот тайный труд только и спасал ее рассудок от нескончаемой муки рудников.
Рекрутов загоняли в глубокие шахты, по узким туннелям, в которых приходилось сгибаться чуть не вдвое, и там, в недрах земли, им приходилось по десять-двенадцать часов врубаться в стены, откалывая самоцветные желваки. Изомира, уже привыкшая к вечному холоду, сырости и усталости, терпела. Тех, кто боялся или просто отказывался работать, наказывали.
Когда это случилось впервые - когда хрупкая светловолосая девочка, которой на вид следовало еще с куклами играть, шарахнулась от черного провала шахты, - Изомира и Серения попытались защитить ее от гнева Тезейны. Кончилось это тем, что охранницы схватили и их, и били едва не до потери сознания. В память Изомиры навек впечаталось выражение лица Тезейны, снова и снова взмахивавшей могучим кулаком - незамутненный мучительский восторг.
Это сломило девушку. Не сама боль. А то, что в ее мирном и благостном мире, в царстве Гарнелиса, находились люди, с таким наслаждением ее причинявшие.
"Этого не случилось бы, останься с нами Беорвин", тоскливо думала она позже, и знала, что лжет сама себе. Даже Беорвин не мог бы уберечь их - его одолели бы число, и наказали еще более жестоко.
Старшим над рудником стоял человек суровый и жестокий, и все стражники, будь то мужчины или женщины, подбирались, похоже, за злобу и неустанную потребность насаждать порядок. Многие, как говорилось, были родом из Торит Мира, и в них текла кровь дикарей, но те, кто происходил из Эйсилиона, Норейи, даже Параниоса, были ничуть не лучше. Веселые и доверчивые души не склонных к неповиновению рекрутов не могли быть преданы более глубоко.
Пока рудокопы молчали. Они трудились, принимали пайки, и вечерами с облегчением падали по койкам. Покуда остальные спали, Изомира вынимала полуоформленную статуэтку и трудилась над ней, покуда сон не сморит и ее. Камешек превращался в пышную женскую фигуру с распущенными волосами и склоненным ликом - воплощенная в лиловом хрустале богиня Брейида, защитница и целительница.
- Думаешь, это когда-нибудь кончится? - спросила Серения на седьмой день, когда по время краткого перерыва на обед они сидели рядом, прислонившись к стене прохода. Низкий потолок поддерживали стойки из бревен, и подвешенные на крючьях фонари бросали на бугристые стены круги света. Изомира и Серения прошли на пятнадцать шагов дальше, чем остальные работники, так что вокруг не было никого.
- Я тут думала о том, что сказал Беорвин - помнишь, что царь все делает к лучшему, что мы должны быть рады служить ему, ля-ля-ля, все такое?
- Ну и? - подбодрила ее Изомира.
Лицо и руки Серении были покрыты грязью. Имми и сама забыла, что такое мыть руки перед едой.
- Я в это не верю. Или царь не знает, или ему все равно. Так или иначе, а нам врут.
- С чего же началась эта ложь? - тихо подумала Изомира вслух.
Серения вздохнула, нагнулась вперед, потирая плечи, потом встала.
- Пойду облегчусь. Ужас, что со мной делает эта холодина.
- Не стоит брести всю дорогу до уборной, - посоветовала Изомира. Просто зайди в туннель подальше, и все.
Серения, поколебавшись, бросила взгляд в черные глубины за поворотом, где они с подругой скребли стену.
- Нет уж, спасибо, я лучше пройдусь.
Подхватив свой фонарь, она двинулась к выходу из рудника, где наспех выкопали отхожую яму. До Изомиры доносились голоса Лата и прочих рекрутов.
Оставшись в одиночестве, Имми прислонилась к стене и попыталась отдохнуть хоть пару минут.
- Человек, - прошептал кто-то прямо ей в ухо. - Не бойся. Я друг.
Имми чуть не подпрыгнула. Сердце нее ушло в пятки. Повернув голову, она увидела рядом с собой серую фигурку, ростом едва ли больше локтя. Карла был наг и мускулист; голову его венчала копна черных кудрей.
- Не кричи, - прошептал он странным гнусавым голоском. На плоском, круглом личике сияли умом огромные черные глаза. Выражение его было совершенно человеческим - беспокойство и страх. Когда карла вышел в круг света, Имми поняла, что кожа его отливает серебром. - Прошу. Мне нужна твоя помощь.
- Кто ты?
- Я из народа замфераев, которых люди называют подземцами или - в менее почтительном расположении духа - червяками. Что бы ты не слышала о нас, это ложь.
- Я ничего не слышала, - отозвалась Изомира. Во рту у нее пересохло. Здешние упоминали о "червях" - прости, если тебя это слово обидит - но никто не объяснил мне, что оно значит.
Подземец взял ее за руку. Его пальчики оказались неожиданно сильными, но сам он был слишком мал и хрупок, чтобы представлять опасность, и, подобно ребенку, вызывал сочувствие.
- Помоги мне, - попросил он.
- Что случилось?
- С моим другом несчастье. Он там... -Человечек указал во тьму, куда отказывалась идти Серения. - Я не могу поднять его.
- Погоди, я позову кого-нибудь на помощь...
- Нет! Я не верю другим людям. Тебе - верю. У тебя лицо... доброе.
Изомира поднялась на ноги и взяла фонарь. Она все еще колебалась.
- Помоги мне сейчас, - сказал подземец, - и я помогу тебе потом. Ты же не хочешь оставаться здесь? Я помогу тебе бежать.
Надежда всколыхнулась в душе.