Аштарью звали пышнотелую особу, зажигавшую свечи; Танфия дала бы ей лет под тридцать. Шарма была старше - за пятьдесят - и держалась очень величественно и неприступно, хотя роскошные светлые волосы придавали ей некую соблазнительность. Интересно, нашелся хоть один мужчина, который ей отказал? Эвендеру было чуть больше тридцати, но он уже начал терять свою курчавую русую шевелюру. Был он, как Танфия узнала позднее, любовником Шармы; а еще - записным шутником, стремившимся обращать на себя все взоры. Салиоль оказался старше всех - ему было за шестьдесят; как и Шарма, он выглядел царственно, еще стройный и сильный. Он был склонен к излишней жестикуляции и громким басом отпускал шутливые реплики.
Танфию, несмотря на все ее раздражение, общество лицедеев пленило. Актеры труппы самого Сафаендера! Руфрид явно счел их в лучшем разе чудаками, но девушка предпочла бы, чтобы ее товарищ потрудился скрыть свои чувства.
- Боги, как я устал! - вздохнул Элдарет, падая на кушетку и сбрасывая башмаки. - Ну, какие новости?
Сафаендер сморгнул, продемонстрировав длинные ресницы.
- Все хуже и хуже, друг мой.
- За ужином расскажешь. Найдется для нас смена одежды? И где умыться?
- Конечно. Эвендер все нашим гостям покажет. Недостатка в месте не будет - тут с дюжину пыльных чуланов, где можно постелить тюфяки, но за соседство я не поручусь.
- А?
- Пауки. Мыши. Эти, знаешь, зеленые ящерки с алыми воротничками. Сафаендер ухмыльнулся. На миг его взгляд коснулся Танфии, потом скользнул, непроницаемый, дальше, к Руфриду и Линдену.
Ужинали за низким длинным столом, сидя на подушках. Вернулись Мириас и Зоря, так что всего за стол уселось одиннадцать человек. На белой скатерти столпились толстые белые свечи. Еда была простой и сытной: хлеб и мясной отвар, баранина и зелень, козий сыр и сморщенные яблочки.
Танфии, несмотря на голод, кусок не лез в горло. Перед глазами вставала распростертая на траве женщина с рассеченным горлом. Лежит ли она все еще в лесу? Сколько солдат явилось вслед, чтобы похоронить убитых?
Девушка отпила еще вина, и постаралась отогнать мрачные мысли. Впрочем, лучшего способа отвлечься, чем наблюдать за Сафаендером, она и придумать не могла. Ей все еще не верилось, что это происходит взаправду. Поэт сидел напротив нее, но внимания на девушку, к ее облегчению, почти не обращал. Несмотря на купание в глубоком корыте с горячей водой, подававшейся по трубам из дома, и чистую белую рубаху, Танфия ощущала себя грязной и неряшливой. Собравшиеся за столом говорили так много и громко, что открывать рта ей не приходилось; Руфрид и Линден от усталости больше налегали на еду, чем на беседы.
До самого конца ужина Танфия не сводила с Сафаендера глаз. Как бы не были блистательны остальные, как ни стремились они показать себя, сиял он один, спокойный, молчаливый, блистательный, как месяц.
В детстве, когда она впервые ощутила трепетную любовь к его творениям, она приняла как очевидное, что великий поэт уже давно похоронен - с великими поэтами это обычное дело. Пережив в Луин Сефере потрясение, узнав, что Сафаендер еще жив, она представляла его дряхлым старцем. Элдарет, зараза такая, ничем ее не разубедил в этом. Если б ей сказали, что настоящий Сафаендер - один из близнецов-хозяев дома, она поверила бы с большей охотой. Но узнать, что он не старше ее отца - а девушка привыкла считать отца ни молодым, ни старым - но Сафаендер и правда был так молод для признанного гения; и убедиться что он не только деятелен, но прекрасен и добр... нет, с этим откровением ее рассудок решительно не был способен справиться.
Родись в Парионе, подумала Танфия, я бы все это знала, и не выставляла себя на каждом шагу невежественной дурой! Она мучительно завидовала Элдарету и другим лицедеями, не понимающим своего счастья.
Поэт был так ненатужно утончен, так вежлив. Танфия не могла представить его опускающимся, как Руфрид, до язвительных отповедей. Рядом с ним Руфрид казался глуповатым землепашцем в куда большей степени, чем рядом с Каламисом. Честно это было или нет, но не сравнивать Танфия не могла.
- Положение в Парионе становилось невыносимым, - говорил Салиоль. Улицы полны грязи, солдат и рекрутов, этих тощих негодяев. Всюду тащат эти проклятые каменные глыбы; по улицам не пройти. Я как-то проходил по улице Вязов, когда строители упустили канаты, и глыба рухнула, и раздавила рекрута прямо у меня на глазах. Я слышал, как у него треснули бедра. И меня чуть не придавило. Вся накидка в грязи была.
- Бедняжка ты наш, - сухо отозвалась Аштарь.
- Добывать съестное становится все труднее, - заметил Мириас. В нем и Зоре, единственных из всей компании, не было напускной самозначимости, за что они Танфии сразу понравились. - А знаете, почему? Слишком многих земледельцев забрали или в рекруты, возводить эту проклятую Башню, или в солдаты. - Он ткнул пальцем в сторону Руфрида. - Останься вы дома, вас уже давно самих забрали бы! В наших краях они обучают новых солдат. Иначе они могли бы не заметить, насколько это не по душе это нахиллейцам.
- Что несколько их подельников сегодня умерли, они точно заметят, проронил Элдарет. - Как и то, что немалый отряд не вернулся из Саванных гор.
- Ну, лавину на них не мы спустили! - пробурчал с набитым ртом Руфрид.
- Не знал я, что они так стремятся меня отыскать. - Элдарет покачал головой и налил себе еще вина. - Не знаю, льстит это мне, или все же пугает.
- Расскажи, Элдарет, - попросил Сафаендер, - где тебя носило?
Странник поведал собравшимся о шаэлаир, о том, как его спасли Линден с Танфией, о бегстве через подземелье. Поэт слушал, явно делая в уме пометки. Танфии очень хотелось спросить, сделает ли он из этого рассказа драму, когда все кончится?
- Теперь я начинаю понимать, - проговорил Сафаендер, когда Элдарет умолк. Голос у него был прекрасный - такой выразительный, такой культурный. Все примолкли. - Эти новые выдвиженцы Граннена кажутся такими скотами, особенно старшие. Граннен и сам скот. Где они находят таких негодяев в Авентурии, когда наш край столь долго был обиталищем любви и сострадания? Походит на то, что они отыскали худших людей в каждой местности, поставили их над прочими и дали волю худшим их порывам. Лишенные семьи и друзей, смягчавших их нрав, они губят себя - и нас заодно. Но после вашего рассказа о замфераях, и пещере кристалла, я чувствую, что истина лежит глубже. Дело в самой зауроме. Это не просто вырвалась на волю горстка мерзавцев - на их месте может оказаться любой из нас. Никогда прежде я не думал, что все прочее рухнет в одночасье, включая достоинство каждого из нас, стоит только рухнуть завету.
- Теперь, когда ты установил проблему, - заметил Элдарет, - ты подскажешь решение?
- Ты достаточно знаком с моими работами, - с некоторым раздражением отозвался Сафаендер, - чтобы знать - я не отвечаю на вопросы, я их ставлю. Не знаю, как покончить с этим. Я вижу лишь горе, голод, гибель всякой культуры. Пустеют деревни и города, а царь засасывает своих подданных в Башню, и та перемалывает их, как бесовской ветряк.
- Вот за это я тебя люблю, Саф, - вздохнул Элдарет. - За твое несгибаемое жизнелюбие.
Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.
- Однако, - продолжил Элдарет, - едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.
- Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.
- Это ничего не изменит. Пора решаться.
Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.
- Станем ли мы, - негромко проговорил он, - бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?