- Что ты хочешь сказать, - спросил Руфрид, - "на бой"?
- Я говорю - поднять оружие против царя.
Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.
- Это значит - мятеж, - проговорил Мириас. - И усобица.
- Нет, мы не можем, - отозвался Сафаендер.
- Мы не за этим пришли! - воскликнул Линден. - Мы хотели...
- Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.
Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.
- Но заурома имеет две стороны, - проговорила она. - Если народ ополчается на своего правителя, он ополчается против земли, и дух завета нарушается!
- Завет уже нарушен! - воскликнул Элдарет. - Хуже стать не может!
- Это было бы грешно, друг мой, - твердо ответил Сафаендер. - Я писатель, а не гулящий человек вроде тебя. Я лишь хочу вернуть прежний порядок вещей.
- Поздно! Ничто не будет как прежде, если только мы не приглядим за этим сами - а иначе, как силой, мы не изменим ничего. Ты мечтаешь прожить остаток дней в стыде и страхе? Хочешь не написать более ни строчки, хочешь, чтобы книги твои сожгли, а имя предали забвению?
- Это слова, лишенные содержания, Элдарет. Я не могу прислушаться к ним. Пока что ты меня не тронул.
Танфия воззрилась на Сафаендера. Слова его потрясли ее, но увидев на его лице, в его глазах искреннюю боль, она смягчилась. Руфрид тоже взирал на поэта, но с легким омерзением, отчего девушка немедленно ощетинилась как он смеет судить самого Сафаендера, не зная, через что тот прошел?
- В таком случае неплохо, что есть и более мягкие сердца, Саф, язвительно заметил Элдарет. - А что скажет твоя паства?
- Они поступят по моему примеру.
- В этот раз не будь так уверен. - Глаза странника блеснули. Страшно, а? Но нельзя пройти через огонь, не ступив на угли.
- Я с тобой! - воскликнул Руфрид.
- Тогда и я тоже, - поддержал его Линден. - Если это единственный способ вернуть Имми.
Танфия не сводила взгляда с Сафаендера, думая: "Для меня он был богом - но вот он, просто человек, несчастный, страдающий, и я хочу одного...". Она едва не коснулась его руки, когда голос Руфрида вывел ее из забытья:
- Танфия?
Перед глазами стояло пузырящееся кровью вспоротое горло.
- Нет. Я не могу сражаться, - решительно выпалила она. - Я согласна с Сафаендером.
- Что?
- Это будет неправильно! Если вы следуете за богиней, вы должны верить, что жизнь священна. Мы станем не лучше царя, поможем ему разрушить заурому, а не исцелим ее! Это может быть лишь крайней мерой! Должен найтись способ решить дело миром!
Все взоры обратились на нее. К своему ужасу, девушка услыхала аплодисменты со стороны лицедеев. Собственная страстность потрясла ее.
- Но, - проговорила она чуть спокойней, - что б мы не решили, мы должны держаться вместе. Больше у нас нет никого.
- Хорошо сказано! - Сафаендер с теплой улыбкой глядел на нее, и по жилам девушки пробежал огонь.
- И Танфия, конечно, права, - согласился Элдарет. - Давайте же соединим руки и поклянемся в верности друг другу и нашему делу: остановить царское безумие силой - если не удастся добром.
Одиннадцать рук сомкнулись над свечами. И каждый ощущал жал пламени и тепло чужих ладоней, и глаза горели от величия затеянного.
- Мы клянемся освободить Авентурию от проклятья, навлеченного на нас царем. Да одарят нас силою Нут и Анут. От сего дня будем в сем тверды.
Ладонь Сафаендера накрывала руку Танфии, но девушка поняла это, только когда их пальцы разомкнулись. Когда подняли бокалы за успех, взгляды их встретились поверх стеклянных кромок.
- Танфия, ты покажешь мне свой нож? - спросил поэт. - Тот, что оцепенил каменного зверя?
- О да! - воскликнула она, вскакивая. - Он в моей куртке, я принесу.
- Завтра, - с напором проговорил Руфрид, вставая и беря ее под руку. У нас был тяжелый день. А теперь извините... Танфия, пойдем спать.
В чулане оказалось совсем неплохо - тесно и голо, но без мелких соседей. Танфия заперла дверь на засов, поставила светильник на полку и легла, не раздеваясь. От тюфяка несло прелым. От злости она не могла промолвить и слова; гнев вставал между ними ледяной стеной.
- Раздеваться не собираешься?
Она не ответила. Руфрид лег рядом, не коснувшись ее. Намного позже, когда шум в комнате утих, и наступила тишина, он проговорил:
- Смотреть на тебя удивляюсь, Тан.
- Почему? - спросила она сдержанно. - Что я такого сделала?
- Стала на сторону этого поэтишки.
Девушка задохнулась от возмущения.
- Да как ты смеешь! - прошипела она.
- Смею что?
- Еще и на меня злиться после того, как ты меня при всех погнал в койку! Ты со мной обошелся, как с капризной девчонкой. Я не твоя!
Руфрид сел, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
- Я думал, что проявляю заботу.
- Нет, ты только свои замашки хамские проявил! Собственник!
- Приглядела себе получше?
- Нет!
- Да ну? Смотреть противно, как этот писака к тебе ластился.
- Не дури! Он меня едва замечал. Не знаю, что на тебя нашло, Руфе. Ты так изменился.
- Я изменился?
- Когда я убила ту женщину, я думала, что ты меня поймешь. Разделишь мои чувства. Вместо этого ты советуешь мне укреплять желудок, и при слове "война" у тебя загораются глаза. Тебе уже нравится убивать. С кем это ты вдруг возжаждал сражаться?
- Ты что, не понимаешь? - Руфрид задохнулся. - Против... против таких, как мой отец, против тех, кто выполняет любой указ, хоть какой жестокий и безнравственный, потому что в их жалких, иссохших душонках нет ни капли понятия!
- Значит, на самом деле ты воюешь с отцом?
Руфрид нетерпеливо тряхнул головой.
- Нет! Против косности, которая завела нас в это болото. Против той чуши, который пичкал нас Сафаендер.
- Не ори ты!
- А пускай слышит. А ты с ним согласилась, Тан. Почему? Это непохоже на тебя, ты всегда была храброй! И вдруг является великий Сафаендер, а ты только и можешь пялиться на него и лепетать: "Как тебе угодно, о Сильномогучий!".
- Ты ублюдок! Это неправда!
- Он трус. А ты слишком слепа, чтобы это увидеть.
- Ты бы не говорил так, если б прочел хоть одну его строчку. Боги, ты так ревнуешь?
- К нему? Брось. Мне просто тошно, как ты пускаешь перед ним слюни. Меня словно и не было рядом.
- Это пример к твоим нравоучениям - о жалости к себе? Я в тебе ошиблась, Руфе. Ты всегда был самовлюбленной злобной скотиной. Зря я подумала, что ты переменился.
- Это я ошибся, приняв твою самовлюбленность за достоинство, - сухо отмолвил юноша.
Гнев Танфии перегорел, оставив в груди холод. Упрямство Руфрида потрясло ее. Она поднялась с тюфяка, расправила накидку и отодвинула засов.
- Куда ты собралась? - спросил Руфрид.
- Найду для сна другое место.
- Не трусь. - Он лег и отвернулся. - Тебя я не коснусь, будь ты хоть последней бабой на земле.
Танфия вылетела в комнату стрелой, и очутилась в кромешной тьме. Наощупь она добралась до кушетки, собираясь посидеть и успокоиться. Но протянутая ее рука натолкнулась не на тканую обивку, а на мягкую плоть.
Девушка шарахнулась, вскрикнув. Затеплился огонек, осветив лицо Сафаендера - тот нагнулся над столом, зажигая светильник.
- Простите, - выдавила девушка. Сердце ее колотилось. - Не знала, что вы тут. До смерти перетрусила.. Вы простите, если я напугала...
- Ничуть. Я слышал, как ты бредешь в темноте. - Он расслабленно откинулся на спинку, оглядывая девушку цепким взглядом. Его лицо лучилось умом и опытом, озаряя комнату внутренним светом.
- Ой... - Ей опять стало ужасно неловко. - Не спится.
- Мне тоже. Последние месяцы я мучаюсь бессонницей. Садись, Танфия. Выпей со мной.
Девушка опустилась на кушетку и взяла протянутый бокал. Вино в зеленоватом стекле было белое, терпкое, с яблочным привкусом, и пришлось очень кстати. Танфии все не верилось, что она здесь, сидит рядом со своим героем.