— Пустяках!? Езус Мария! Что она говорит?! — воскликнула донья Катарина. — Сеньорита, вы жестоки ко мне — той, которая любит вас, как свое родное дитя. Инезилья, — продолжала донья Катарина, — не скандальте, не пугайте меня!
— Тогда не спорьте, а слушайте, что я говорю. Не бойтесь ничего Мы закутаемся в мантильи, и нас никто не узнает. О, мне худо! — вскричала Инее. — Уже заболело в груди, а ноги стали тяжелые! Ох! Ох!
Она схватилась за грудь и села в кресло, проливая горькие слезы.
— Что вы, что вы, Инезилья! — говорила перепуганная донья Катарина. — Успокойтесь; я дам вам сейчас согретого вина и облатку пирамидона, если у вас болит голова.
— Бедный Хуан! Злой отец! — восклицала девушка, топая ногой и украдкой посматривая на Катарину. — Так мучить мальчика за то, что он следует влечению своего сердца! Я догадываюсь, что произошло. Отец вечно ссорился с братом из-за желания Хуана работать для кинематографа Страшные были ссоры! Несчастный Хуан! Он заперт среди каких-то умалишенных, которые ходят на четвереньках и кричат петухом! О, это слишком жестоко! Я спасу тебя, Хуан, если я не умру; но я уже чувствую в груди смертельную боль! И все из-за того, что одна женщина, на которую я надеялась, жен…
— Сеньорита, — сказала потерявшая от страха голову донья Катарина, — так и быть, я пойду с вами, не мучьте себя!
— Я знаю, — сказала Инее, вставая и вытирая глаза, — что вы не хотите моей смерти.
Крепко обняв старую женщину, девушка начала целовать ее в нос, брови, щеки, уши и шею.
— Довольно вам благодарить меня! — сказала растроганная донья Катарина — Теперь подумаем, как нам лучше выполнить эту затею.
— Вот как мы сделаем, — говорила Инее, увлекая старуху на оттоманку, садясь и беря дуэнью за руку. — Я пойду к матери и скажу ей, что Сильва Рибейра по телефону просила меня приехать на домашний концерт. Вы же переговорите с Сильвой по нижнему телефону, чтобы вас не подслушали, и сообщите ей, как и что мы с вами придумали. Маме все равно, что я делаю, она согласится, а отца я предупрежу за обедом. В случае, если узнают, что мы ходили к Генри Рамзаю, вы скажете, что я бежала от вас, ничего не хотела слушать, а вы никак не могли со мной справиться. Я сама скажу тогда, что я была ужасна, непреклонна, что полчища гаучо не смогли бы остановить меня!
На душе доньи Катарины было тревожно, но она невольно рассмеялась. Не теряя времени, Инее отправилась к матери.
Долорес сидела перед большим, во всю стену, зеркалом, отражающим ее красивую фигуру и красивое, немного располневшее лицо с черными большими глазами. Она раздраженно смотрела на роскошный ток из перьев белой цапли, который модистка лучшего магазина в Монтевидео печально укладывала в картонку.
Жена Маньяна была не в духе: вчера на балу у французского консула она слышала, как восторгаются красотой жены генерала Байерос, и самолюбие Долорес было сильно задето:
— Ведь я двадцать раз говорила мадам Шартье, что ток должен быть ниже и не качаться так сильно! — сказала Долорес. — Вы принесли метелку! Да, настоящую метелку! Убирайтесь со своими дрянными изделиями и скажите мадам, что я больше не буду давать ей заказы!
Инее приоткрыла дверь.
— Мама, можно к тебе?
— Войди.
Мастерица ушла, с горечью ожидая выговора от хозяйки за то, что не смогла уговорить знатную заказчицу взять ток, который на самом деле был очень хорош.
Инее села напротив матери.
— Сильва зовет меня сегодня слушать домашний концерт, — сказала она, расправляя на груди матери золотой бант ее алого пеньюара и целуя ее. — Разреши мне поехать.
— Разве ты забыла, Инее, что сегодня у нас званый вечер и танцы? Что с твоим лицом? Ты плакала?
— Засорила глаз. Знаешь, мама, ведь я не увлекаюсь танцами.
— Не знаю, как отец, но, если хочешь, отправляйся, только скажи донье Катарине, что вам надо вернуться не позже двенадцати, — согласилась Долорес, втайне довольная, что на вечере не будет дочери, чей возраст указывал на годы молодящейся дамы.
— Я буду просить отца, — сказала Инее и, поблагодарив, вышла.
Она немедленно сообщила донье Катарине, что мать согласна. Дуэнья задумчиво пожевала губами.
Инее никак не могла вступиться за брата перед отцом, — во-первых, потому, что это не принесло бы никакой пользы, а во-вторых, — Маньяна, догадавшись, что кто-то выдал девушке его поступок с сыном, начал бы мучить допросами и угрозами Катарину.