В палате удушающе пахло усыхающей штукатуркой, стояла почти банная влага, окна наглухо были закрыты, чтобы роспись на стенах вживалась в штукатурку сообразно правилам святого иконного письма. Иван Третий сидел на высоком помосте, именуемом теперь «престол», на особом троне, как бы родном брате того трона, что жена привезла в приданое...
А привезла Софья Палеолог в приданое с собой древний трон византийских императоров. Вот же баба! Знала, что везти! Цена тому трону, конечно, высока, поскольку пять сотен лет служил он имперскому величию Византии. Только вот под конец правления испохабили тот трон греки да ромеи, что опосля русских сидели. Приделали, дураки, на концы длинных подлокотников механические фигуры птиц именем павлин. Правда, хорошо иззолочены те птицы были, да что толку-то? Мысли в них нет, кроме беспричинной пышности. Нет, чтобы орлов примастрячить! Правда, некий механик, русский, снабдил тех павлинов изнутри механизмом часов. В какое тебе надобно время павлины вдруг развёртывают крылья, распушают огромные золотые хвосты и кукарекают! Кто трепыхание их первый раз видел да потом и «кукареку» слышал, тот обычно со страху нижней жидкостью исходил мигом. Некоторых первоглядцев вообще без ума в голове выносили из Тронной палаты...
Только сломались те птицы. Как раз когда сын Ивана Васильевича, Иоанн Молодой, заболел камчугом. Сунуть бы сразу тот трон в дальнюю кладовую, так нет, — Иван Васильевич, горевавший о сыне, велел нового механика привезти, из Греции. Тот сидел год, запёршись, с этими птицами, после чего попросил тысячу рублей за ремонтные хлопоты. Сказал: «Птиц и внутренности ихние время поело». Ну да, время — оно, конечно, враг и вещи и человека. А тут и Иоанн Молодой преставился... Сунули тот трон с птицами в дальний чулан в сердцах! Но прежде-таки мастера соорудили для Ивана Васильевича точно такой же, только без золотых птиц...
Сейчас Иван Васильевич, великий князь, восседал как бы у ног подымающегося на небо за царским престолом шестикрылого серафима. Сущность серафима из-за спины великого князя плавно перетекала со стены на потолок и разбрасывала крылья над всей палатой.
По правую сторону от Ивана Третьего, внизу, занимали длинную скамью думные бояре, сидевшие, по обычаю, в огромных родовых шубах и в меховых шапках высотой в руку. А по левую сторону от великого князя, тоже внизу, занимали свою скамью важные чины московской митрополии. Посол литовский Станислав Нарбутович сидел перед лицом князя на особом стуле без спинки, а прочие посольские стояли позади Нарбутовича. Кроме тяжёлого сырого воздуха в новостроенной палате ощутимо с обеих сторон витал дух злобы.
С московской стороны бесились оттого, что послы литвинские прибежали аккурат тогда, когда ещё не отмечена была очередная годовщина по кончине сына великого князя Московского. Русские в такие печальные дни даже казни отменяют, а уж с послами и не якшаются.
А литвины бесились от того, что дело-то шло об их интересах! Мало ли кто помер?! У них, у литвин, вон недавно король Казимир помер. Ну и что? Жизнь-то не померла! А сын Казимира и наследник его, Александр Казимирович, немедля возжелал взять в жёны русскую княжну, дочь самого Ивана Третьего, Елену Ивановну! В королевы взять! А ты попробуй, великий князь, свою дочь равновесно замуж отдать, по крови её! Такого гарного жениха, как Александр, круль Литвинский, нигде больше не найти! Александр послам прямо сказал: «Станут москали упрямиться да на свои похоронные обычаи напирать, твердите им тогда, что возьму я в жёны себе графиню австрийскую Анну, мимо ихней Ленки»!
Станислав Нарбутович, наполовину русский, но теперь литвинский шляхтич, говорил, далеко отставя правую ногу. Говорил надменно, превознося своего молодого короля... Но Иван Третий даже не дослушал, в ярости грохнул посохом об каменный пол палаты.
— Ты, посол, — отдышавшись, громко проговорил Великий князь Московский, — малость поостынь. Или я тебя поостужу. Вот дам отпускную грамоту только через половину года, поголодаешь на Москве да посидишь за крепким тыном, тогда научишься уважать государей...
Высокородные бояре закивали шапками. Русские духовные лица начали зло грозить литвинам кулаками.
Собственно, говорить ни той, ни этой стороне далее резону не имелось. Послы вручили Ивану Третьему доверительную грамоту от короля Александра Казимировича насчёт себя, выслушали в ответ обычные слова скорби по усопшему королю Казимиру да слова благостыни на счастливое правление короля Александра. Насчёт выдачи замуж великой княгини Елены Ивановны великий князь обещал подумать. В сватовстве не принято сразу орать от радости, но и долго думать незачем. Выгодное же дело предложено!.. Да вот наметился при посольстве обычный спотыкач, каковский бывает, когда в грамоте приписано: «Остатные дела посол наш имеет обсказать на словах».