Вторая претензия: все большие города — Белгород, Трубчевск, Клинцы, Чернигов, Смоленск и Невель — вернуть под державную руку короля Александра. Земли окрест городов, где живут предатели Литвинской земли, переметнувшиеся в Московское государство, пусть останутся под теми предателями.
Третья претензия: через месяц опосля подписания договоров и отбытия посольства вернуть долг в сто двадцать тысяч старых гривен и пятьдесят тысяч русскими рублями. Серебро доставить прямо в город Вильно.
У боярина Шуйского на эфесе сабли запрыгала рука. Данило Щеня притопнул ногой. Великий государь как пригорюнился, когда началось чтение претензий, так и остался сидеть, когда чтение кончилось. Все в большой горнице молчали.
Радагор скосил глаза и увидел, что Шуйский перемигнулся с толстым посольским из литвин. Вспомнил — это Нарбутович! Ай беньакша![123] Можно будет заломать это посольство!
Великий государь откашлялся, что-то кашлять стал он часто в последний год, наконец заговорил:
— Если станете требовать, чтобы в бумагах было прописано «претензия», я с вами говорить не стану. Уйду.
— Станем писать «требование», — поднялся пан Собесский, молодой князь, но уже глава польского посольства.
Молодой, да дурной... Великий князь махнул на него рукой, поднялся, чтобы уходить.
Старый польский писарь, бывавший в десятках таких посольств, пробурчал:
— Пишу: «прошение». Годится?
Иван Васильевич кашлянул, сел и начал держать ответ:
— На первое ваше ко мне прошение отвечаю: дочь моя Елена по праву древнего супружеского обычая мне уже не принадлежит. Все её капризы должен исполнять её муж, сиречь король Александр! Пусть хоть плёткой загоняет в католичество, его право. Только вот Елена имеет за собой, по древнему нашему обычаю, возможность ухода к отцу со всем своим приданым, с деньгами и подарками от мужа и других лиц, и с наследником во чреве.
Русский дьяк, что в углу вёл скорописью содержание переговорных дел, хохотнул и сломал перо.
— За перо мне заплатишь полушку! — заорал на дьяка великий государь.
Дьяк лёг красным от смеха листом в кучу бумаг.
— На второе ко мне прошение отвечаю: старые русские города, что вы перечислили, взяты под мою державную руку, поелику то наши старые русские города и о том все летописи — и ваши, и наши — пишут с полной правдой.
В зале зашумели.
— Молчать! Трескоеды! — шумнул великий государь, обзывая всех посольских именным прозвищем саксонцев, у которых треска считалась самой дешёвой и вечной едой. — Мне нынче донесли, что моих людей, чьи дома и земли пока не отмечены пограничной линией и формально входят в вашу территорию, подлые воры убивают, а их дворы жгут! Неделю назад кошевой атаман Секач двинулся из польских земель с тремя тысячами казаков и пятью тысячами крымских татар в те мои земли по моему приглашению. Там он станет постоем на зиму, чтобы совершать охранные деяния.
Европейские послы соскочили со скамеек, на которых сидели:
— То нэможно! То нэможно!
— Моя земля! Кого хочу, того гостить зову! Ничего, погостят казаки в моей земле, вам же прибыток. Они платят ровно.
— Да, да, — скромно подтвердил Нарбутович. — Обрез от сабли по шее у них ровный...
— На третье ваше ко мне прошение, — возвысил голос великий государь, — отвечу так. Гривны занимала у европейских государей моя сноха Еленка молдаванская, регентша моего внука и бывшего Соправителя, сиречь внука Дмитрия. Сейчас их рядом со мной нет. Они за предательство и подлые дела пролив моего государства от власти отстранены, заперты в дальнем монастыре и скоро помре... С них и требуйте долг!
— Да там же твоей рукой подписано! В заёмной грамоте! — вскочил с места худой человек, по лицу вроде поляк. — Вот она, эта грамота! — он быстро достал из своего кошля бумагу, развернул, показал сидящим.
— Да, подписано. Под отпечатком пальца младенца Дмитрия подписано, что это его рука оставила отпечаток. Читай! Грамоте учен?
Вроде поляк, а нос длинный, толстый... Прочитал ясно: «Великий государь всея Руси руку приложил». И снова заорал:
— Внизу твоя подпись!
— Экий ты дурак! — врезался в разговор боярин Шуйский. — Ты погляди, где подпись Ивана Васильевича поставлена? Понизу отпечатка детского пальца. Это так наш государь подтвердил, что палец к грамоте приложил Дмитрий, а не сын пастуха! И всё! Государь несёт ответственность за чернильный отпечаток детского пальца, а за деньги он ответственности не несёт! Государи, если на себя берут обязательство, то подписывают своей рукой роспись сразу под текстом... А поверху договора ты читал?