— Наливай и мне! Чего, про великого князя забыл? — рявкнул Иван Третий на Проню. — Под хмель думать вместе будем, так веселее...
— А чего тут думать, великий князь? — спросил Бусыга Колодин.
Иван Васильевич медленно поднял голову от блюда с бараниной. Глаза его стали наливаться тёмным гневом. А Проня и Бусыга уже стояли на коленях и упирались головами в сапоги великого князя.
— Ну, чего ещё?!
— А то, великий князь, что пришли мы к тебе не только с обетовальной тетрадью тверского купца Афанасия Никитина... — начал Бусыга. — А пришли мы с тайным посланием от всех псковских купцов...
— Давай сюда послание!
— Дать не могу, оно на словах передано!
— Ну, вот что купцы... Шли бы вы отсель подобру-поздорову! Афанасьеву тетрадь, мне завещанную, держали при себе почти пять лет. Поди, за пять лет послали по той тетради уже десяток караванов, да с немецкими купцами? Не за так, поди, а за деньги! А? С меня теперь собираетесь урвать серебра?
Иван Васильевич швырнул тетрадь прямо в лицо Бусыге. Тот успел тетрадь ухватить, поднялся с колен, подтолкнул встать и Проню. Осторожно положил тетрадь поближе к московскому великому князю, сказал, как бы прощаясь:
— Велено нам передать от псковских купцов, от старшины нашего, Семена Бабского, что ежели не станешь Псков воевать, то наши купцы тебе немедленно выплатят двадцать тысяч рублей... В зачёт недоданной дани.
— Погоди, погоди уходить, купец! Я не велел! А взамен, взамен чего у меня купцы просить станут?
Тут заговорил и Проня Смолянов:
— А чего просить? Только обычного права. Изгони ты своей силой, великий князь, иноземных купцов из нашего города да вели русскую торговлю возвернуть как она была! Вот и всё!
Иван Васильевич махнул купцам садится, протянул им по чарке вина:
— Это и всё? Так это мы — махом! Вот так, как выпили!
Выпили. И Бусыга Колодин не выдержал, засмеялся. Тоска, что два года грызла ему сердце, вдруг исчезла, испарилась...
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Ольгерд, князь Смоленский, литвин подлый, вёл свой отряд на город Печоры, что перекрывал Пскову выход на Балтику. Русский сотник чуть не в слёзы молил князя Ольгерда на Псков не ходить. Мол, купцы, пять лет назад схоронившие здесь Афанасия Никитина да зазря давшие навет на шинкаря Зохера, сидят сейчас в Москве и пьют вино с великим князем Иваном Третьим. В Пскове их нет.
В бешенстве и злобе князь Ольгерд сам прискакал в село Ольшага, где велел сотнику вырыть истлевшее тело Афанасия Никитина и всю одёжу с трупа порвать, но тайную тетрадь отыскать. Князя Ольгерда раззадорили до бешенства растущие цены на ту тетрадь. Русский сотник перекрестился православным обычаем и отказался. Его повесили тут же, на одной перекладине вместе с мелким шляхтичем, хозяином того селенья.
А потом, в полоумном отчаянии, князь Ольгерд дал команду: «На Псков!» И пошли на Псков тремя конными отрядами по двести сабель, татарским обычаем, без обозов. Пошли четыреста улан да двести тяжёлых драгун, при двух конях каждый. Такая гоньба позволяла проходить за день девяносто вёрст, посему князь Смоленский Ольгерд высчитал, что окажется под Псковом через три дня и три ночи.
Шесть сотен сабель, чтобы взять Псков — это смешно, но Ольгерд заранее услал гонца к данам, чтобы те вели военные шестипушечные корабли по Чудскому озеру прямо к Пскову. Обещал всю добычу из города данам. Ему, Ольгерду, нужны были только два псковских человека. И при них чтобы нашлась тетрадь!
Датские мореходы сначала пригорюнились, ведь все три корабля могли и потонуть, но больно велика была обещанная добыча в пользу моряков. Город Псков — богатая добыча! Шхуны подняли якоря...
На третью ночь литвины стали подходить ко Пскову со стороны Изборского леса. Передовой отряд легкоконных улан в сотню сабель, шёл тихим ходом, при полной луне огибая дубравный лес, когда навстречу им так же тихо выскочили из леса две сотни татарской конницы. Уланы со вскриками стали разворачивать коней, а там, сзади, ещё две сотни татарских лучников!
Кони литвинские добрые, крупные. Их колоть не надо. Зато самих улан татары махом прошибли стрелами и утянули на арканах в бор. Одёжа на уланах красивая, да и на военных поясах у них болтаются дорогие кинжалы. И хоть бы кто из улан успел крикнуть: крещёные татары режут врагов по-русски, одним махом! Ну, а коней уланских тысяцкие сами поделят, их воля. А кони — добрые, русские кони...