Сомов записал.
— Так я пойду. Вы уж извините, Юрий Васильевич. Сами видите — дело.
— Да уж вижу, — кивнул капитан.
Друзья обменялись рукопожатием.
15
В то самое время, когда Сомов беседовал с Кедровым, Женька Шарманщик решил испытать судьбу. Вот уже пять минут, как он едет в троллейбусе, примостившись за широкой спиной пожилого моряка. У Женьки чешутся руки. Хотя он много раз давал себе слово бросить опасное и невыгодное ремесло карманщика, проклятая привычка мешала. Даже воспоминание о годичном пребывании в тюрьме не могло удержать Женьку от соблазна. Тем более обстановка благоприятствовала. В троллейбусе было тесно. Пассажиры напирали один на другого. Кондуктор с трудом протискивался между ними.
А стоявший впереди моряк, как на грех, невольно искушал Женьку.
Расстегнутый пиджак создавал сносные условия для проникновения в карман.
И Женька решился.
«Была не была», — подумал он и толкнул моряка в левый бок.
Тот обернулся и негромко выругался.
Женька только этого и ждал. С ловкостью, приобретенной практикой, он сунул руку в чужой карман, но... бумажника не нащупал. Вместо него вытащил нечто, в голубом пакетике.
Вежливо извинившись, Женька продвинулся вперед, и на первой же остановке покинул троллейбус.
Пропажу Костюк обнаружил только дома. Он тщательно пересмотрел все карманы, но ожерелья не нашел.
Проклиная себя за неосторожность, штурман утешался тем, что цел хоть бумажник с деньгами.
— Могло быть и хуже, — пришел он к выводу.
Однако ему еще раз пришлось вспомнить об ожерелье.
Не успел Костюк переодеться, как в коридоре раздался звонок, и послышался голос соседки:
— К вам, Сидор Тимофеевич...
— Кто бы это мог быть? — подумал Костюк.
Недоумение рассеялось, когда Сомов отрекомендовался и рассказал о цели своего визита.
— Свистнули его у меня, — сокрушенно сказал штурман. — В троллейбусе.
— Точно? — пристально глядя на собеседника, спросил Сомов.
— Ну, стану я обманывать. Было бы из-за чего, — обиделся Костюк.
— Может, вы опишете, как выглядит ожерелье? Мы попытаемся разыскать.
— Вот хорошо, — встрепенулся штурман и продолжал: — Оно состоит из девятнадцати бус. И все они — разные: какие-то знаки на них. Вроде иероглифов. Я полагал, что вещь старинная. Потому и купил у кока.
Сомову был явно неприятен этот человек, использовавший неопытность товарища. Хотелось пристыдить моряка. Но, преодолев в себе это желание, разведчик спросил:
— А как попало ожерелье к Рогову?
— Так он об этом на корабле всем рассказывал: купил, говорит, у китайца в лавочке.
— У китайца, значит, — медленно проговорил Сомов.
А про себя подумал: «Сведения, сообщенные по радио капитаном „Амура“, подтверждаются. Значит, похищенное у Костюка ожерелье — вещь необычная. Кто знает, что кроется за всей этой историей?»
Профессиональное чутье говорило Сомову, что дело это бросать нельзя. Уж слишком большой интерес был проявлен в далеком Сингапуре к покупке советского моряка.
Ожерелье нужно разыскать во что бы то ни стало.
16
Женька Шарманщик был разочарован своей добычей. Пускаясь в рискованное предприятие, он рассчитывал извлечь из чужого кармана деньги.
Недавно выпущенный из тюрьмы, Женька вот уже третий месяц перебивался с хлеба на воду, пользуясь добровольными подачками приятелей.
Но такая жизнь была ему не по вкусу. Женька окончательно решил стать порядочным человеком.
Люди вокруг трудились, не покладая рук. Тунеядцам и бездельникам среди них не было места. Кроме того, Женьке, человеку самолюбивому, надоело быть отщепенцем.
Судьба его сложилась неудачно. Оставшись после войны сиротой, он попал в дурную среду, бросил учение, и, предоставленный самому себе, вступил на скользкий путь.
За свою короткую двадцатипятилетнюю жизнь Женька имел три судимости, и был зарегистрирован как мелкий вор.
Отбывая наказание в последний раз, он решил покончить с прошлым. И если бы не крайняя нужда, он вряд ли причинил огорчение штурману Костюку.
Но как бы то ни было, а из ожерелья следовало извлечь пользу.
Конечно, нужно немедленно продать его. Но кому?
В комиссионный магазин нести опасно. Там обязательно потребуют паспорт и спросят адрес. А то и другое у Женьки отсутствовало.
Дни он проводил, шатаясь по улицам и бульварам, а на ночь устраивался у кого-нибудь из знакомых.
Оставалось сбыть ожерелье с рук. Но и это в его положении довольно рискованно.