Рано или поздно Лохова демаскирует себя. Но лучше рано, чем поздно...
Сообщение о признании Женьки Шарманщика поступило к Сомову в тот же день.
Он немедленно связался с Карповым.
— Я в курсе дела, — сообщил следователь. — Сейчас отправляюсь в цирк.
Карпов разыскал Данилову без труда. Артистку, носившую серебряное кольцо, ему показал служитель.
Данилова была на арене. Шла репетиция, и следователю пришлось ждать.
Устроившись в партере, он с удовольствием наблюдал, как ловко и слаженно работает под куполом труппа акробатов.
Когда Данилову освободилась, Карпов представился и отвел ее в сторону:
— Скажите, ожерелье, которое вы случайно купили, еще у вас?
— Да, — смутилась артистка. — А что?
— У меня к вам не совсем обычная просьба. Не смогли бы вы ненадолго одолжить его мне?
Данилова удивилась:
— Могу, конечно. Но для чего?
— Позвольте не ответить на этот вопрос, — мягко сказал следователь. — И еще: на несколько дней вам придется исчезнуть из города. Совсем.
— Позвольте. Но я ведь связана с работой.
— Это я беру на себя.
— Но куда мне ехать?
Карпов улыбнулся:
— Вы чудесно отдохнете на даче.
Артистка в упор взглянула на него:
— Это необходимо?
— Да. От вашего согласия зависит многое.
Несколько секунд Данилова размышляла. Затем согласилась.
— Ну что ж. Раз надо...
— Вот и хорошо, — одобрил Карпов. — И... Еще одна просьба.
— Какая?
— Ни в коем случае никому не говорите об этом. Объясните товарищам, что уезжаете навестить...
— Сестру, — подсказала артистка. — Она живет под Харьковом.
— Правильно. Значит, договорились?
27
Выполняя поручение Пискуна, Сенька Свист действовал энергично. Он поспешил завязать приятельские отношения с одним из конюхов цирка. Ключом к сердцу нового друга явилась стопка водки, вовремя предложенная Сенькой.
После обычных в таких случаях изъявлений дружбы, Свист спросил собутыльника:
— А есть у вас там артисточка такая... С кольцом серебряным.
— Была, — меланхолично изрек жрец искусства.
— Как была? — удивился Свист.
— Вчера была. А сегодня нету. К сестре в Харьков выехала.
— Надолго?
— Говорила, дней на пять.
У Сеньки упало настроение. Он натянул кепку, сунул папиросы в карман и сказал:
— Ну, бувай!
— Постой, а платить? — взмолился приятель.
— Сам справишься, — на ходу ответил Свист.
Знаки, выгравированные на бусинках ожерелья, поставили в тупик опытнейших шифровальщиков.
На третий день старший шифровальщик, лейтенант Ткач, доложил Сомову:
— Знаки на ожерелье прочесть нельзя. По всей вероятности, это не шифр.
— Что же это тогда? — с плохо скрываемой досадой спросил Сомов.
— Думаю, бессистемная гравировка, товарищ майор.
— Вы уверены в этом?
Лейтенант слегка обиделся.
— За всю службу не было, товарищ майор, чтобы я...
— А не могут ли это быть буквы неизвестного алфавита? — перебил Сомов. — Клинопись, например?
— Нет, товарищ майор. Мы консультировались с лингвистами.
Сомов потер рукой лоб:
— Да, — протянул он. — Задача...
— Неразрешенная, товарищ майор.
Сомов взглянул на лейтенанта:
— Неразрешенных задач нет. Все дело в методе. Доставьте-ка ожерелье ко мне.
Приложив руку к козырьку фуражки, лейтенант вышел.
Когда принесли ожерелье, майор долго рассматривал его.
«Что скрывают эти, такие невзрачные на вид бусинки? — думал он. — Бусинки, которые стоили жизни трем... И кто его знает, что может произойти дальше?»
На следующий день, вызвав Карпова, Сомов сказал:
— Ожерелье надо вернуть Даниловой, и вот почему...
28
Ксения Тимофеевна Градская, преклонных лет женщина, у которой снимала комнату Лохова, была довольна своей квартиранткой.
Лохова вела скромный образ жизни. К восьми уходила на службу и возвращалась поздно вечером, всегда в одно и то же время.
Друзей и знакомых у нее не было. Во всяком случае, никто не посещал ее запросто.
Приятельских отношений с Ксенией Тимофеевной она не заводила, но и не чуждалась ее.
Случалось, хозяйка заходила в комнату Лоховой перекинуться словом, другим.
Градскую удивляла скромная обстановка Лоховой. В небольшой узкой комнате стояли кровать, письменный стол и радиоприемник «Минск».
— Совсем монашеская келия у вас, голубушка, — заметила Ксения Тимофеевна. — И не видно, что молодая женщина тут живет. Хоть бы занавеси повесили, что ли...