Пустые клетки ютились здесь вперемешку с закрытыми корзинами и глиняными плошками, в которых лежали горсти мелких костей, сушеных трав и яичной скорлупы. В стороне стоял ящик с известью. Вдоль стен стройными рядами расположились бутылки невесть с каким содержимым, а также оплывшие свечи на простых глиняных тарелочках и несколько масляных фонарей. В дальнем конце адептка устроила для себя лежанку – набросала целую груду звериных шкур. А в центре комнаты располагалось нечто вроде алтаря или жертвенного стола: невысокая дубовая колода с углублением в центре. Там скопилось что-то черное, отдаленно напоминающее засохшую кровь. В край колоды были воткнуты маленький топорик и длинный кухонный нож. Именно здесь чувствовался настоящий дух ведьмовского жилища. Такой, что кровь стыла в жилах. Но даже не из-за клеток, костей и импровизированного алтаря. Нет.
Все стены и потолок были покрыты рунами и магическими формулами. Надписи белой известью оказались повсюду. Возле некоторых из трухлявой древесины торчали куриные перья, а в одном месте даже красовалась прибитая за крылья летучая мышь. Огромная, сухая и весьма безобразная. Глазницы мыши чернели выжженными дырами.
Король заозирался вокруг, инстинктивно схватившись за сердце. Водоворот непонятных белых символов казался ему предвестником если не скорого конца света, то грядущей гибели его рода. Под крышей Мейхартов творилось колдовство. Сложное. Непостижимое для простого человеческого разума. Бариан Мейхарт не видел ничего подобного за всю жизнь. Даже когда близко общался с Ашадой Норлан. У той хватало своих странностей, но до такого не доходило.
– Она колдовала, – прошептал король. – Она пыталась втайне от нас творить какие-то темные чары. Она…
Авериус Гарана обернулся и смерил его сердитым взглядом, но объяснять ничего не пожелал. Видимо, архимаг всей душой презирал незадачливого и недальновидного свата. Поэтому он лишь коротко бросил:
– Нет, – и вновь отвернулся, продолжая изучать надписи на стенах вместе с остальными чародеями.
Необходимое объяснение дала его сестра. Керика Гарана покачала головой и задумчиво озвучила то, что занимало умы всех собравшихся магов:
– Она считала.
Чародеи не скрывали глубочайшего удивления, что вызвали в них жутковатые надписи Гвинейн. И когда Керика наконец соизволила повернуться к Мейхартам, ее глаза были круглы, а лицо потеряло всякий след здорового румянца.
– Она пыталась рассчитать, могла ли своими силами предотвратить тот взрыв в Академии, – пояснила чародейка.
Мастер Гарана протянул руку и коснулся плеча сестры. То ли чтобы привлечь ее внимание. То ли чтобы она просто замолчала.
– Мою дочь нужно найти незамедлительно. И вернуть любой ценой, – последняя фраза была адресована его спутникам, братьям Корвес.
– Мы отправляемся прямо сейчас, – кивнул один из них, тот, что носил тяжелый пернач.
– В том нет нужды, – ответила за брата Керика Гарана. – Девочку я верну сама. От вас, мужчин, одни только хлопоты и лишний шум.
Корвесы переглянулись. Зеркально пожали плечами, как свойственно порою делать близнецам. Однако оспаривать решение мастера над рунами они не стали. Промолчал и Крисмер, которого основательно увлекло изучение рунических знаков на стенах. Сам же архимаг лишь коротко кивнул сестре, точно в успехе ее затеи не было сомнений. Как будто нет ничего проще на белом свете, чем отыскать беглянку. Впрочем, именно такое впечатление и производила сестра нового ректора Академии – женщина, для которой ничего невозможного нет.
И тогда Керика Гарана обратилась к Мейхартам с единственным вопросом:
– Есть ли в Нордвуде место, которое повергает простой народ в ужас?
Глава 2
Чаровница
Снежное покрывало укутало Нордвуд. Оно уютно обняло его леса и поля, спрятало под тяжелыми шапками крестьянские домишки, сделало непроходимыми дороги и убаюкало королевство. Дремали деревья в чащах. Спал скалистый берег, обласканный шелестом холодного моря. Лед сковал реки, остановив в них всякую жизнь. Само время будто замедлилось, сделавшись вязким и тягучим. Даже незримые простому глазу энергии стали статичнее. Ленивее. Неспешнее. Эта зима могла бы оказаться бесконечной. Она могла бы оказаться самой лучшей и, вместе с тем, самой жуткой. Совсем как пустующие руины Архейма.
Старая столица забыла о том, каким прекрасным может быть снег. Десять лет проклятия выжгли каменные строения, оставив лишь монументальные остовы. Теперь же зима добралась и сюда. И все обрушенные здания, все дома с провалившимися крышами, все одинокие стены из белых блоков теперь покрывал такой же белый и пушистый снег. Ни следа плесени или гнили. Только девственная чистота, что блестит под солнцем миллиардами серебряных искорок. Так ярко, что глаза слепит. Но это при условии, что из города не уходишь.