И только спустя некоторое время в болящие головы пришел вопрос: а как бы им заставить кораблик вернуться в порт? Впрочем, это дворовые мальчишки только тогда и задумались, а Костя подготовился заранее. Он захватил с собой сачок. Подсадной складной телескопический. Отцовский.
Кто из мальчуганов толкнул Костю в момент набрасывания сачка, так никто и не узнал. В мутную воду умник полетел вместе с приспособой для ловли рыб и корабликов. Дворовые прыснули в сторону, как тараканы на внезапное включение света посреди ночи, а Слава ринулся к воде.
Друг познается беде — будущий мастер кинжалов в те годы не обладал серьезными показателями ловкости и силы, и был утянут в котлован не умеющим плавать мозговитым товарищем. К счастью, не на дно. На дно отправились сачок и навороченная модель парусного судна, не выдержало оно суровых штормов в мутных подмосковных водах.
Парни выбрались. Не сразу, набултыхались знатно, вымокли, страшно устали, глотнули коричневатой воды и набрались понимания, что не все споры стоит затевать. И уж точно не ко всякому, кто встретится на жизненном пути, можно повернуться спиной.
До дома мальчишки добрели грязнющие, аки два хрюнделя после принятия грязевых ванн. В кроссовках хлюпало, с волос и носа капало, штаны теперь были рваные у обоих. Славкины с треском разошлись по шву в процессе вылезания из ямины, а Костя еще об забор свои разодрал.
Еще по паре брюк пацаны порвали о бляхи отцовских ремней. Пороли их показательно, во дворе, при скоплении соседей. Дабы неповадно было шкодить так, чтоб мамки за сердце хватались. А к финалу экзекуции папаня Кости выпалил в сердцах: «Увижу еще раз возле моего сына — получишь», — и пригрозил кулаком с зажатым в нем ремнем. Отчего-то родители умника надумали, что их послушного сыночка подбил на авантюру именно Слава.
Парни (все еще в положении лежа) обменялись горящими взглядами и стиснули зубы покрепче.
Отец Ростислава, мужчина прямой и лишенный деликатности, тоже в карман за словом не полез. «Мой малец сам решит, где и с кем ему ходить. А тронешь его… Ты, пацан, говорят, башковитый. Сколько в руке костей?»
«Тридцать?» — с долей сомнения ответил Костя, все же анатомия его интересовала куда меньше, чем математика.
«Вот столько у тебя появится переломов, если ты хоть пальцем тронешь сына», — с этими словами родитель Славика ухватил отпрыска за шкирку и утащил домой. И уже там, в приватной обстановке, высказал пожелание, чтоб сын и правда поискал себе других приятелей. Не таких хилых. И чтобы плавать умели, желательно.
Желаниям отцов не суждено было сбыться: Костик и Ростик оказались в одном классе, что не удивительно, одна муниципальная школа на район. Взрослые предпочли сделать вид, что знать друг друга не знают, зато младшее поколение было в восторге. И застолбило одну парту, первую, у окна. На первом ряду настоял Константин, вид из окна притягивал Славу.
«Не водись с хулиганом», — равно как и: «Сдался тебе этот хлюпик?» — стойко игнорировались пацанами.
Когда следы соприкосновения отцовской мудрости с детскими задницами начали подживать, Ростислава отправили в секцию джиу-джитсу. Надо ли говорить, что первым делом Слава затащил на занятия Костика? Втайне от предков, которые слишком нервные и не понимают ничего.
Секция их и переименовала. Костю дразнили по первости за неуклюжесть, слабую физическую подготовку и то, как он падал: «Костик — гремят кости». Константин — это было чересчур пафосно и длинно. Кеном назвал друга Славик за необычайную красоту, полученную после неудачного падения. Красота заливалась под глазом, смещалась на скулу и слегка рассекала губу. За столь впечатляющий вид Кен огреб еще одну взбучку от отца, массу охов и ахов от матери, но секцию не бросил.
Славу тоже поддразнивали, хоть и не так хлестко. «Ростик — малый ростик», — это потому что первоклашкой он был невысок, ниже всех сверстников. Про высокую славу — это о том же звучало… Товарищ Кен уже успел впечатлить друга начитанностью и несомненной пользой знаний, так что Слава начал таскать в спальню книги из родительской библиотеки. Толстой и Лермонтов вгоняли парня в сон, зато Жюль Верн и (особенно) Рэй Брэдбери нашли отклик в душе.
В раздевалке Ростислав с упоением и азартом делился с соучениками впечатлениями от книг, за то был обозван Рэем. Прозвище прилипло на всю жизнь.
С пятого класса родители Кена решили, что обычная средняя школа для их гениального отпрыска — это трата времени. И устроили его перевод в гимназию с математическим уклоном.