— К такому меня жизнь не готовила, — с отвращением сказала гнома, покрепче сжимая рукоять топорика. — Реально — фу.
— Будь здесь с нами владелец Обжорки, он бы уже десяток рецептов с этим «фу» вспомнил, — внес предположение Монк. — Или придумал. Что с лицами? Многие водоросли съедобны, это вам любой азиат подтвердит. Хель… М-да, ей не до этого. Тогда Мася: в твоей ресторации, как мне помнится, первоклассный повар-сушист. Тебе ли морщиться?
— Хм, — с некоторым сомнением выдохнула малая. — С этой точки зрения я гостей приморского круизного города не рассматривала. Ингредиенты, получается? Ползите к нам, склизко-мерзкие, мы вас будем шинковать. И подсушим заодно…
Комитет по встрече даров моря решила возглавить Салли — ярким огненными диском в направлении самого шустрого комка водорослей.
— Хотя наш главный определитель уязвимостей занят, — высказал кинжальщик. — Мы опытным путем установили: огонь им не нраву. Зато по нраву нам. Расстановка такая: Салли, умничка, калечит, Монк, если понадобится, лечит, Мася держит оборону на случай прорыва к нашим творческим… личностям, мы с Локи собираем лут. И затыкаем дыры в обороне, случись что. Болты пока стараемся не тратить, событие на четыре часа, и мне слабо верится, что сюрпризов похлеще в процессе не всплывет.
— Есть беречь болты и затыкать дыры, кэп, — излишне бойко откликнулся авантюрист.
— Мась, Хэтти поставь на охрану барда, — продолжил командовать Рэй. — Хель подвижная, до Хэйт есть шанс достучаться, если станет совсем жарко… в текущем раскладе: мокро. А Вал, пока играет, натуральная недвижимость. Играет-то красиво, будет жаль, если сорвут ему концерт.
— Нашел сторожевую собаку, — проворчала гномка, но указание выполнила. — Ладно, лапу и голос подать не затребовал.
Общение команды и подготовка к бою фиксировались сознанием Хэйт, но так отстраненно, словно это происходило на другом слое реальности. Пожалуй, в данных обстоятельствах уместно было бы сравнение с рыбкой, что с небольшой глубины наблюдает за появлением кругов на поверхности воды. Она отмечает изменения, но не видит мальчишку, который бросает камешки в море, чтобы те прыгали, делали «блинчики», не слышит его азартного смеха. Рыбке видны лишь круги на воде.
Художница делала наброски. На предельной для себя скорости, без детализации, лишь основные моменты — зримые «якоря», чтобы упустить как можно меньше и потом, в более спокойной обстановке, выбрать лучшие «кадры». Облечь их в цвет, дать им форму, движение, эмоции… Кто-то спросит: откуда движение и эмоции у статичного куска бумаги или холста? Хэйт на такой вопрос лишь отмахнулась бы и посоветовала взглянуть на работы мастеров прошлого.
Записать видео, и уже с него выбирать моменты — простой путь, но на нем теряются живые эмоции смотрящего. Есть звук, движение, момент — ах! — до бисеринок слез восхищения в глазах наблюдателя, есть первый, самый яркий пик эмоций. Повтор смажет эту яркость: изначальный восторг не растает бесследно, но запредельность чувств размоется.
«Зато ведь можно пересматривать самое-самое!» — возразят иные, и будут правы. Так что видео Хэйт тоже писала, как и (предположительно) все присутствующие.
Листы с набросками сменяли друг дружку. Вот: Хель стелется над сценой, концы полупрозрачной ткани ложатся волной, снежный барс в прыжке перекусывает длинное тело ядовитой мурены, с беспечной улыбкой касается клавиш бард… Вот: танцовщица сгибает свое тело в какую-то безумную геометрическую фигуру, так, как человек вовсе гнуться не должен, музыкант уже не улыбается, он сосредоточен и решителен; голова-купол кубомедузы приподнимается на тонких прозрачных щупальцах, готовых сжаться и выплеснуть в сухопутных едкой отравой, да только струя пламени от саламандры уже рвется навстречу бледно-голубому куполу, в коем мерещатся черты уродливого лица…
Вот гнома, опускающая топор на зубастую голову неопознанного морского гада. Тогда же она читала спонтанную лекцию о мурмурации рыб, как следствие вопроса от Локи: «Причем тут мурчащие котики?» То ли вторая, то ли третья волна принесла с собою плотные шары, состоящие из мелких рыбешек, двигавшихся настолько синхронно, что издали казались единым организмом. Хель на этом наброске кружится юлой, и ткань закручивается спиралью вместе с демоницей. Бард продолжает играть. В его мире время остановило бег, закольцевалось в мгновении, когда счастье стало мелодией.