Глава 1.
Сознание возвращалось ко мне болезненными вспышками.
Черный. Мертвый агат глаз.
Белый. Кожа, в венах под которой гниет самая драгоценная кровь.
Зеленый. Отсвет проклятого камня, который лишил меня…
Я захлебываюсь криком и пытаюсь встать, но тут же падаю назад — голова кружится ужасно. Мягкая ли, теплая кровать, или холодный камень, для меня все одно. Потому что я вспомнила.
- Тише, тише, родная.
Голос матушки, прикосновение ее руки. Я судорожно выдыхаю и открываю наконец глаза. Леди Сиенна сидит на краю кровати, рядом со мной. Матушка не говорит ничего, ибо знает меня слишком хорошо.
Знает, что слова здесь не помогут. Слова — это ложь.
Леди Сиенна протянула мне стакан воды, который я с благодарностью приняла. Боль иссушает.
- Где он? - голос мой звучит неожиданно холодно и равнодушно.
- Лидия, послушай, - матушка сжимает мои пальцы еще сильнее, - тебе не стоит видеть его сейчас.
Я качаю головой. Нет, мне нужно его увидеть — прямо сейчас. Наши с матушкой руки разомкнулись. Поднявшись с кровати, я направилась к приоткрытой гардеробной. Все равно, что голова кружится, и я едва не ударилась о дверь.
Все равно.
Не могу ведь я допустить, чтобы супруг увидел меня в столь растрепанном виде. А темно-красный бархат удивительно мне идет.
Я беру с тумбочки щетку для волос, касаюсь очертаний украшающих ее перламутровых лилий. Была ли у меня такая? Опускаюсь на пол, провожу щеткой по волосам. Я чувствую себя… застывшей, и руки мои тяжелы, будто боль — черная, мертвая земля, наполняющая мои вены.
Матушка подходит ко мне и кладет ладони на мои плечи. Она кусает губы, но голос ее совершенно спокоен.
- Мы справимся, - говорит она.
Я медленно поднимаюсь, опираясь на руку леди Сиенны.
- Где он?
***
- Идем, родная, - матушка крепко обняла меня.
Проходя мимо стола, украшенного причудливой резьбой в виде дурманных лилий, я коснулась бронзового канделябра. Тусклый свет медовых свечей скользнул по светлым волосам матушки.
Я не помню этого канделябра. И не помню этого зеркала на стене, в котором отражается девушка, невероятно на меня похожая. Только вот у той Лидии глаза совершенно жуткие. Пустые.
Это спальня королевской четы, насколько я могу судить. Сейчас они рядом с Алариком, уверена.
И у меня нет сомнений, где мой мужчина.
Тишина и холод вели нас по коридорам, и от ветра немели губы и запястья.
Я уверена, что сейчас меня встретят гораздо более нежные прикосновения моего мужчины.
И я помню мертвый черный агат его глаз.
Я не знаю, встретили ли мы в коридорах хоть кого-нибудь. Все равно. Я желала быстрее открыть дверь той комнаты, в которой мой сумасшедший принц жил без меня.
***
Моя сила, свернувшаяся змеей где-то ниже ребер, и моя матушка одинаково внимательно наблюдают за каждым моим движением, за каждым оттенком боли, искажающим черты.
Не стоит бояться. Я не сошла с ума. Пока не сошла, по крайней мере.
Аларику нужна сейчас моя сила. И, кажется, это действительно ошибка — идти к нему, когда я так слаба. Но матушка всегда прощала все мои ошибки.
Я должна быть с ним сейчас. И всегда.
Я не успеваю повернуть ручку, как дверь распахивается. На пороге стоит королева. Ее платье, оставляющее взгляду лишь изящные кисти рук и лицо, обратившееся в застывшую мраморную маску, - красное. Как и мое, цвета крови.
Если бы я могла смеяться. Мне чудилось, что я надела свое платье, но на самом деле это платье королевы.
Мирабелла сжимает меня в объятиях так сильно, что я едва могу дышать. Но я вовсе не возражаю. Возможно, я заслуживаю боли. За то, что мои сигиллы не уберегли моего мужчину.
Ее Величество и леди Сиенна смотря друг на друга, в совершенном молчании. И лишь спустя время, равное бесконечному количеству выдохов и вдохов, Мирабелла говорит:
- Ты не права, девочка. Аларик успел ранить вера, и раны эти иссушат ублюдка досуха.
Неожиданно королева улыбается, и мягкость этой улыбки была мягкостью шелкового шнура, сдавливающего горло, ломающего позвонки.
- Жаль, мы не сможем в полной мере насладиться этим зрелищем. Тварь умрет гораздо раньше.
Королева отступает, давая мне пройти.
- Мы знаем, что за камень был в руках у оборотня.
Все равно.
Ашер, злой, уставший и почти безумный, стремительно подходит ко мне. Я поднимаю руку, призывая его к молчанию. Нет времени слушать. Лишь проходя мимо, касаюсь его плеча. Князь пахнет чужой смертью, смертью врага, и этот запах для меня — всего слаще.
Будто в молочном мареве, я различаю Миррэ, Камео, Кейтлин.
Все равно.
В этой комнате ужасно холодно, но это хорошо. Это придает ясность мыслям.