Когда чьи-то многочисленные конечности зашевелились на мне и задергали пуговицы, очи непроизвольно заморгали, пытаясь открыться. И никакая магия, даже самая проклятая не могла управиться с моим желанием отстоять одежду.
Глаз приоткрыть практически вышло. Наполовину. Этого хватило, дабы узреть два плоских, тарелкопобных лица, склоненных надо мною. Страшных до того, что упомянутый храбрец мигом зажмурился и решил, что дальнейшее отстаивание добродетели обойдется без его участия. Слишком уж увиденное впечатлило. Да там от одних шрамов, можно всю жизнь кошмарами маяться, не то что, в общем… По четыре глаза, с бельмами и нарывами, пара скрюченных носов, с широкими, одутловатыми ноздрями, рты, лишенные губ, и кожа, изрытая порезами и вмятинами, сероватого оттенка "свеженького" покойничка. В общем, я впечатлилась. Все ж таки сны снами, а наяву и клюква кислее. Вот и увиденное, превзошло ожидания.
— Бархрат, — скомандовал тот же повелительный глас раздраженно, и от меня отстали.
Даже не так — отпрянули, будто от Зараженной. Хотя уж кто-кто, а эти ребята, такими страхами страдать не должны.
"Время" — вновь перевел мой мозг, и я ощутила…
Облегчение?
Нет, страх, он гони не гони, а присутствовал, словно брат родной, вознамерившись задушить меня в объятьях. Только не пламенных, а хладных. Он струился по коже ручейками липкого пота, холодил сердце, замедляя его ритм, и студил кровь, сделав ее не в меру ленивой и неторопливой. Казалось, проткни мне палец, и даже капельки не вылезет, до того она сделалась сонной. Наверное, именно поэтому, я и испытала желание, наконец, покончить с этим поскорее…
Шаги. Грузные и торопливые, приближались, отмеряя последние мгновения моей жизни. Заставляя напоследок в который раз с горечью осознать, сколько всего я не успела, не увидела, не познала. Кулаки сжались, зубы сцепились. Перестань жаловаться, Фирсен. Лучше представь, как много тварей ты сегодня заберешь с собой… Особенно не терпелось добраться до тети. Вот уж кого я собираюсь сопроводить за грани самолично.
Успокоилась, замерла, как полагается приличной пленной и вознамерилась абстрагироваться от происходящего.
Не дали.
А попробуй тут абстрагируйся, когда в нос дыхнуло таким смрадом от наклоненной ко мне впритык андрогиновской пасти, что глаза, продолжая разумно жмуриться, заслезились. Вот ведь, даже не предполагала, что расплачусь не от того, что страшно или жалко себя, а потому что кто-то в жизни не чистил зубов. А если еще учесть, что на его морде не один, а два источника зловония, то и вовсе беда.
В следующее мгновение на лицо легла рука, с костистыми, ужасно жесткими пальцами, будто были они обтянуты не кожей, а древесной корой, не позволяя отстраниться от этакой компании.
— Бр-р-раайдэрг.
Прорычало чудище, ибо отнестись к этим ошибкам Богов, как к разумным не выходило, и по мне вновь ударили проклятым воздействием. Причем ментально. Стремясь подчинить и тело, и разум, и душу. Не сопротивлялась, прекрасно понимая на чьей стороне перевес сил. И далее все происходящее воспринималось мной скорее, как со стороны. Словно детальный, красочный, и жуткий до рыхта сон.
Перволюд, удовлетворившись проделанной работой, зазвенел вмонтированными в камень цепями. А вскоре и на меня их нахлобучил крест-накрест, следом заведя странную, тягучую песню, смысл, которой ускользал от мозга. Сопровождая словесные излияния небольшими царапинами. Первая досталась лбу. Две другие запястьям. Прочие исчертили лодыжки. Боли не было. Ничего не было. Даже алтарь больше не мучил спину, а оголенные ступни перестали мерзнуть. Что странно. Поскольку в основе колдовства проклятых — страданию отведена роль почетная призовая. А тут… Даже вереница выцарапываемых на мне символов выдалась на диво деликатной.
Впрочем, глупо жаловаться, верно? Однако и расслабляться рановато, нечто подсказывало — это далеко не основное блюдо…
В какой-то момент, навеянное спокойствие отступило, будто успешно отыгравший свою роль актер, уступив ощущению гораздо более неприятному. Меня затрясло. Это была даже не дрожь, нет. Так скорее выглядит эпилепсия, в простонародье больше известная, как падучая. Зубы сжалились до скрежета, того и гляди покрошатся. Пальцы рук и ног свело судорогой, а голова запрокинулась, бесконтрольно забившись затылком об равнодушный камень.