— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Пообещай, что не откажешься.
— Нет, конечно, буду только рада, — я улыбнулась.
Его пальцы коснулись моих и легонько сжали, придавая уверенности. Свет звезд в небе стал ярче. Этот день остановился в вечности, где мне без конца исполнялось восемнадцать.
***
Меня разбудил голос Эвон, напевающий какую-то мелодию. Я приоткрыла глаза и оглядела комнату. Девушка сидела на подоконнике, свесив одну ногу, и смотрела куда-то вдаль. Я выбралась из-под одеяла, стараясь не потревожить посапывающую рядом Нию. Босые ноги мерзли, касаясь холодного пола, и на цыпочках пересекла комнату, устраиваясь рядом с душой на подоконнике.
Солнце постепенно приподнималось над горизонтом, прогоняя тени с заднего двора дома Аккерман. Ветки старой ивы лениво покачивались на ветру, приветствуя очередной ноябрьский день. Через приоткрытое окно доносился шум автомобилей и запах выхлопных газов, спутников городской суеты. Даже в воскресное утро Гринвилл спешил куда-то.
— Каково это, быть восемнадцатилетней? — спросила Эвон, резко прервав песню.
Я перевела взгляд с Майло, бегающего в слегка пожелтевшей траве с высунутым языком, на подругу. Ей, навечно шестнадцатилетней, хотелось узнать, изменилось ли во мне что-то. Но внутри все молчало.Жизнь не вывернула руль в сторону, превратив происходящее в захватывающее приключение, не вырвала меня из лап Мортема, протягивая желанный подарок — свободу. Все осталось таким, как и прежде.
— Ничего не изменилось, если ты об этом. Я все та же я, неуклюжее, нелепое создание, которое застряло меж двух миров. Это ты хотела услышать? — с улыбкой спросила я.
Насмехаясь над самой собой, было проще переносить реальность. Казалось, стоит просто улыбнуться, как груз сам свалится с плеч, и станет легче дышать. Только вот цепи все так же окутывали сердце, а на легкие давило что-то. Иногда врать самой себе становилось невыносимо больно.
— Я хотела бы узнать, каково это… — прошептала душа, спрыгивая с подоконника. — Я ведь так и не увидела жизни. Мечтала о романтическом поцелуе с Жаном посреди Центрального Парка в Нью-Йорке, а получила поцелуй с иномаркой. Неплохо она так по мне прокатилась, скажу я тебе. Иногда я все еще слышу хруст собственных костей. Знаешь, будто кто-то просто ветку сломал. Такой привычный звук, и такой страшный. Слыша его, я каждый раз вздрагиваю в ожидании боли. Но она не приходит. Только пустота, пугающая безмолвная пустота. Как думаешь, когда-нибудь, я смогу свыкнуться с тем, что случилось?
По телу побежал холодок. Словно чьи-то ледяные пальцы коснулись затылка, пуская мурашек в бег по коже. Перед глазами, словно на повторе, то и дело всплывал образ Эвон, распластавшейся на дороге, ее пустых глаз и изуродованного тела, истекающего кровью.
— Самое смешное, что все в этом доме окажутся на моем месте. Или, что еще хуже, на месте тех, кто остался в стенах Хранилища. Они думают, что у них масса времени, как и я когда-то думала, но времени нет. Это понятие вообще порядком абстрактно. Вот ты дышишь, а в следующую секунду уже кто-то из мортов вытаскивает твою душу наружу, унося подальше от мертвого тела.
— Но они живы, разве не так? Сейчас они живы, и только это имеет значение.
— Не обманывайся, — взгляд Эвон резал не хуже ножа. Жестокий, безразличный, пустой. — Они уже наполовину мертвы, и всего лишь двигаются из отправной точки в конечную. Все, что ты можешь сделать, так это наблюдать их путь длиной в несколько галактических мгновений.
Со стороны кровати послышался шорох, и из-под пледов показалась голова Нии. Девушка сонно потерла глаза.
— Что ты там делаешь так рано?
— Не спится. Не обращай внимания, — я послала подруге теплую улыбку, пытаясь успокоить.
Эвон бросила завистливый взгляд на Нию. Пусть душа не признавалась, я видела в ней злость, направленную на моих друзей. Она ненавидела их за то, что те были живы, а она умерла молодой. Глупая ошибка стоила ей всего, и девушка втайне завидовала людям по ту сторону. Она видела мое желание уберечь друзей от неизбежного, и завидовала, ведь ей не посчастливилось встретиться с кем-то, как я.
— Иногда ты бываешь такой мерзкой, — едва слышно бросила я, обращаясь к душе.
— Все они умрут. Когда-нибудь. Пусть даже через десятки лет, — прорычала Эвон, сверля взглядом Нию. — И у тебя останусь только я.
— Заткнись, Эвон, — прошептала я. — Просто заткнись.
***
На пороге нашего дома меня уже ждала мама. Она обняла меня и пропустила внутрь. Я тут же уловила постороннее движение в гостиной. Хизер поднялась с дивана и неохотно подошла. Ее взгляд, колючий, как и прежде, избегал меня, словно сестра намерено не хотела признавать факт моего присутствия в комнате.
— С днем рождения, — сухо пробормотала девушка и протянула мне сверток. — Это от нас с Логаном и от Лизель.
Упоминание о бабушке тут же насторожило. Ее подарки никогда не сулили ничего хорошего, сколько я себя помнила, и, по обычаю, к чему-то обязывали. Я выдавила улыбку и приняла сверток из рук Хизер. Сестра тут же поспешила вернуться на диван, а ее место занял Логан. Мужчина сгреб меня в объятья и, лучезарно улыбаясь, пожелал стать самой лучшей на экзамене летом.
Логан Купер полюбился мне с первых дней нашего знакомства. Простой парень, без высокопоставленных родственников в Сенате, он умел вести себя непринужденно и без проблем влился в круг семейства Блумфилд, расположив к себе каждого. Я мало помнила о том времени, когда они с Хизер еще не были женаты, а после новоявленное семейство Купер переехало в Неваду, но еще с детства он ассоциировался у меня с сияющей улыбкой, словно у Логана каждый день наступало Рождество.
Мама предложила всем выпить чаю, и, пользуясь моментом, пока все понемногу перемещались на кухню, я ускользнула в комнату, чтобы переодеться и перевести дух. Порывшись в шкафу, я выудила растянутый слегка выцветший свитер и натянула его на себя.
— И что же могла передать тебе бабуля? — Эвон расположилась на кровати.
Я демонстративно отвернулась. После сказанного в доме Нии мне не хотелось говорить с подругой. Пусть ее слова и были правдой, но душа пропитала их завистью и ревностью. Внутри стало гадко от самой мысли о том, что девушка могла быть такой.
— Ты теперь со мной и говорить не будешь?
— Не хочу.
Эвон сложила руки на груди.
— Да ладно. Ты такая неженка? На правду обиделась?
— Не на правду, — отрезала я. — И я не обижалась. Мне просто неприятно видеть тебя такой.
— Уж прости, маленькая ранимая принцесса, такова реальность. Я говорю все так, как есть. Почему-то, из уст других тебя это не так задевает.
Я резко развернулась и уставилась на подругу. Девушка вопросительно смотрела на меня, слегка приподняв левую бровь. Свет, исходящий от нее, потемнел до цвета синей пыли, а пульсирующий огонек на месте сердца горел ярче. Слишком много эмоций, переполнивших душу, рвались наружу, но Эвон сдерживала их изо всех сил, пытаясь не выплеснуть на меня.
— Я злюсь, потому что ты ненавидишь их. Их всех, — я взмахнула руками от негодования. — Просто за то, что они живые. Ты делаешь вид, что все в порядке, но это не так, и я вижу, как ты смотришь на моих друзей с завистью и нескрываемой злобой. Ты хочешь, чтобы они оказались на твоем месте, почувствовали твою боль, узнали, что такое — быть мертвым. И это раздражает меня. Никто не виноват в том, что ты умерла. Ни ты, ни я, ни они. Никто над этим не властен, ты это понимаешь, Эвон? Никто! Морты всего лишь забирают душу из уже мертвого тела, а кому умирать — решать не нам. На кого же ты злишься? На судьбу, которая была прописана тебе уже в тот момент, когда ты появилась на свет, или даже еще раньше?
— Да, я ненавижу их! — взорвалась девушка. — Ненавижу за то, что они так беспечны. Почему никто из них не видит того, что происходит? Почему Оливия упорно не замечает, что нравится Айзеку? Почему Лидия никак не сходит на свидание с тем парнем из интернета? Почему Ния упускает шанс уехать учиться в Европу, когда у нее есть возможность, и остается здесь, потакая желаниям ее родителей? Почему они отпускают поводья, позволяя лошадям скакать туда, куда им вздумается? Я ненавижу их за бездействие и бездумное отношение к тому, что им дано. У них есть возможность, у меня ее не было.