— Это ведь ты спасла его, да? — сквозь рыдания бормотала подруга. — Я знаю, мне сказали, что там была девушка с рыжими волосами, которая заставила его вновь дышать. Это была ты, ведь так? Спасибо, Айви. Спасибо…
Я обняла Лив, пытаясь унять ее дрожь, успокоить. Она выглядела такой беззащитной и уязвимой. Одна только мысль о том, что Тени могли сделать с ней, заставляла мое сердце сжаться.
— Идем.
Девушка растерла слезы по лицу и потащила меня за руку вглубь коридоров. Она неслась, словно поезд, не глядя под ноги. Люди в страхе прижимались к стенам, пропуская нас. Впервые я видела в подруге подобную решительность.
Возле одной из палат Оливия остановилась и нерешительно на меня посмотрела. В ее взгляде клубилась боль и отчаяние.
— Я подожду здесь.
Я отворила дверь и вошла в палату, где царила стерильная чистота. Тишину нарушал монотонный писк. Он вгрызался в мозг и эхом раздавался в голове. Несколько шагов, и я остановилась около кровати, глядя на безмятежное лицо друга. Спящее, неживое. Сердце Айзека ритмично билось, а легкие наполнялись кислородом, только вот в теле, что неподвижно лежало на белоснежных простынях, не было ничего от моего лучшего друга.
— Почему он не просыпается? — прошептала я.
— Тело испытало шок от клинической смерти, а после от того, что в мгновение все кости срослись. Жизненные процессы в его организме восстановлены и идеально функционируют, но ему потребуется время на то, чтобы сознание справилось с подобной перегрузкой и пришло в себя. Никто не знает, когда именно он проснется, — монотонно вещала Эвон.
И с каждым новым словом, вылетающим из ее рта, мне хотелось заткнуть ее. То, что она говорила, звучало, словно приговор, но ее это ни капли не задевало. Более того, казалось, душа вовсе равнодушна к происходящему. Пусть я знала, что она не питала теплых чувств к моим друзьям, но такого открытого равнодушия не ожидала.
— Ты сделала все, что было в твоих силах. Оставь его.
Заткнись.
— Когда-нибудь он проснется, и даже не вспомнит о тебе.
Заткнись.
— Айзека больше нет, Айви. Тот, кто проснется, будет совсем иным человеком.
Заткнись…
— Тому, кто пережил смерть, будет трудно улыбаться так же, как и раньше.
Заткнись. Заткнись. Заткнись!
— Ты…
— Заткнись! — прорычала я.
Эвон лениво перевела на меня взгляд. Цвет синей пыли, исходящий от нее, становился все тусклее. Девушка покачала головой и растворилась за стеной, оставляя меня наедине с другом. Во внезапно наступившей тишине писк приборов оглушал. Я коснулась пальцами ладони Айзека.
— Ты обязательно очнешься, — прошептала я. — И все будет так, как прежде. Ты проживешь длинную счастливую жизнь. Главное, живи.
Оставаться в палате стало невыносимо, и я выскочила прочь. Пронеслась мимо ошалевшей Оливии. Она прокричала что-то мне вслед, но я не расслышала, а возвращаться не желала. Я металась коридорами больницы, пока не набрела на выход. В дверях меня коснулись мужские руки, заставляя остановиться.
— Айви?
Я замерла. Дыхание перехватило, и я почувствовала, как легкая дымка заполонила голову. Ошибка. Я дала себе слишком много времени, наивно полагая, что мое исчезновение заметят значительно позже. Экая глупость. Бабушка не выпускала дражайшую внучку из виду ни на секунду. Уж она-то должна была первой обо всем догадаться.
— Я должна идти, — я отшатнулась от парня.
Дилан удивленно на меня посмотрел. Впервые он выглядел ошарашенным и слегка смущенным. Я всем сердцем желала прикоснуться к нему, ощутить теплоту его кожи под пальцами и пообещать, что его брат поправится.
— Убей его, — раздался в голове мой собственный голос.
Я сунула руку в карман, и ладонь обожгло. Лицо перекосилось от боли, но я лишь сильнее сжала янтарные камешки в руке. Дым рассеялся, и в голове прояснилось. Песок медленно убегал сквозь пальцы, сколько бы я не пыталась его удержать, и секунды постепенно истекали.
— Я хотел поблагодарить тебя, — в голосе Дилана не было привычного яда. Он выглядел необычно серьезным и безумно уставшим. — Когда нам сказали о рыжей девушке, я попросил Оливию показать им твою фотографию, и они подтвердили мою догадку. Если бы не ты, Айзек вряд ли дотянул бы до приезда скорой.
В его глазах, таких прекрасных в свете солнца, плескалось тепло. Огонь, жгущий мою ладонь, становился все жарче, и я едва сдерживала слезы, только бы не показать свою боль. А душа постепенно разлагалась внутри. Я ненавидела себя за то, что чувствовала, за то, какой я была. Жалкая, сломленная девчонка. Эгоистка.
Я поддалась вперед, схватила Дилана за свитер и притянула к себе. Его губы были сухими, а мои кровоточили. Я не знала, поймет ли он, но мысленно умоляла, чтобы понял. Внутри меня колокола били в набат. Мосты за моей спиной полыхали ярким пламенем. Мнимое спасение осталось позади. Круг замкнулся. Я нарушила все четыре закона, что учила с самого детства. И мне не было прощения.
— Тебя найдут две сестры. Спенсер и Фелисити. Иди с ними, куда они скажут, — прошептала я ему на ухо. — Они спасут вас. Всех вас.
Вновь запустив пальцы в карман, я коснулась гладкой поверхности, и кожа всполохнула болью. Пока парень не успел сообразить, что произошло, я выскочила за дверь и понеслась прочь. Боль накатывала волнами, отрезвляя. Солнце палило, и я сдерживала стоящие в глазах слезы. Выиграть бы пару лишних мгновений, уйти как можно дальше. Бежать прочь, не разбирая дороги, не думая ни о чем. Только я, ветер, и никого более во всей огромной вселенной.
Я покинула Гринвилл, нырнула в лес, плутая едва различимыми тропками. Разжала пальцы и позволила боли утихнуть. Меня тут же настиг дым и затопил сознание. Я замерла, прислонившись к дереву, и прикрыла глаза, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось в груди, сбиваясь с ритма. В полумраке под кронами деревьев ко мне со всех сторон постепенно тянулись Тени, протягивая свои цепкие пальцы, желая уничтожить.
Я судорожно хватала воздух, пытаясь совладать со страхом. Убеждая себя, что не боялась, я лгала. Как бы громко я не кричала, что давно смирилась с происходящим, я не хотела умирать. Не хотела, что все закончилось вот так. Прикрываясь глупой самопожертвой, я в который раз поддалась эгоистичному порыву в последний раз встретиться с теми, кого так отчаянно любила.
— Бежать бесполезно, — раздался неподалеку насмешливый голос.
Передо мной выросла фигура, облаченная в плащ, расшитый серебром. Капюшон упал с лица, и насмешливые искорки во взгляде Тэймара едва не сбили меня с ног. За его спиной постепенно показались еще несколько фигур. Одна за другой они сбрасывали капюшоны, оголяя предо мною свои личности.
— Ну, здравствуй, солнечная девочка.
Тело бросило в дрожь. Глаза расширились от удивления, и я прикрыла рот рукой, сдавливая рвущийся наружу крик. Теплота, плескавшаяся в глазах, исчезла, и ее место занял вечный холод. Знакомые глаза окинули меня безразличным взглядом.
— Но… — залепетала я, не в силах отвести глаз от искаженного жесткостью лица Глена. — Ты ведь говорил, что еще не сдал экзамен…
Губы изогнулись в насмешливой ухмылке, присущей Гюнтеру, но никак не Глену. Не этому милому, доброму морту, что столько раз защищал меня, что обнимал меня на берегу океана, сдерживая мою истерику. Не тому, кто вытаскивал пулю из моего плеча, успокаивая после смерти Курта. Не тому, кто взял на себя груз ответственности за меня перед Сенатом. Это не могло быть правдой.
— Ты еще не поняла?
Словно в замедленной съемке его лицо приблизилось к моему, и меня обдало жаром. А после где-то под ребрами распустился цветок боли. Меня изнутри разрывали когти, кромсали внутренности, а я не могла и звука выдавить. Из уголка губ потекла струйка крови, смешиваясь со слюной. Ногти стерлись о древесную кору. Боль. Невыносимая, всеобъятная. Она рождалась где-то внутри меня, цвела в каждой клеточке, в каждом атоме. Изматывала меня, сбивала с ног, уничтожала, но оставляла в сознании. Чтобы я чувствовала каждое мгновение, каждый оттенок, каждый застрявший в горле крик.