Выбрать главу
Любим ли он? Увы, сомненье его грызет: мольбам, увы, она не внемлет, он не поймет, чем вызван страх ее. Терзаясь, спешит за ней — она же, с ветром состязаясь, быстрей, быстрей!
О, если б Дафна обернулась к нему хоть раз, и Аполлону бы взглянула на миг в глаза — читатель, не было б погони… Ты был бы рад. И не пришлось бы Купидону торжествовать.
Бедняжка Дафна! Ей испуга не превозмочь. Как от врага, она от друга несется прочь. За нею Аполлон. Надеждой он окрылен. В мечтах уже плеч Дафны нежно коснулся он.
Меж ними тает расстоянье, вот обожгло ее щеку его дыханье и, быть могло, уж руку протянул за Дафной, ликуя, бог, еще бы миг — стан нимфы властно обнять бы мог
бог гордый Солнца… Здесь погоне пришел конец. «Спаси, спаси от Аполлона меня, отец!» Так Дафна к богу рек взмолилась. Призвал Пеней всех рек, ему подвластных, силу на помощь ей.
Причину ль тайного испуга он угадал иль Аполлону дать в супруги дочь не желал — его веленьем образ девы исчез навек, чтобы расти лавровым древом у ложа рек…
(Знать, боги не были всевластны: могло на миг порой и их коснуться счастье и стать для них таким же мнимо-достижимым как для людей — сгореть, сгореть невозвратимо в огне страстей.)
У древа-Дафны бог могучий застыл в слезах. Его лицо темнее тучи. В его глазах слились отчаянье и нежность, припав к стволу, он повторяет безнадежно: «люблю, люблю…»

Ссора

Амур и Эрос, братья-близнецы замешаны в горячей ссоре. О том, кто всех сильнее (вот глупцы!) ведут они бесплодно споры.
Звенит Амур: «Когда б своей стрелой сердца не поражал я так умело, скажи, где б жертвы брат ты, братец мой?» Насмешка эта Эроса задела (а был он, надо вам сказать, горячего и вспыльчивого нрава, и за себя не медлил постоять):
«Гордиться так имеешь ли ты право? Мальчишка ты! Придуманный людьми, силен ты только в их воображенье. Я ж властвую с тех пор, как создан мир. Я — жизнь сама. Я — жизни продолженье!»
Амур смеется: «Ты — сильней меня?! Паришь ты, Эрос, лишь в животном мире. Над человеком же — власть мне дана. Лишь я, Амур, воспет поэта лирой!»
Рассержен Эрос: «Разум у людей отнять, их одурманить — ты способен; но удержать во власти их своей ты без меня, без Эроса, попробуй!»
Был Гименей, старик, но полный сил, свидетелем случайным этой ссоры. С досадой молвил он: «Уймите пыл! Властители!.. Мне с вами только горе: коварны вы, и узников не раз отнять у Гименея вы готовы; им счастья обещаете мираж… И что ж? Они ко мне приходят снова.
Хоть стонут иногда, что тяжко уз моих нести им бремя; но поверьте, что потерять людей — я не боюсь: вас позабыв, мои они до смерти.
И все же врозь нам жить — никак нельзя. Вы оба мне нужны; но не как слуги — как преданные старые друзья. Не лучше ль руку вам подать друг другу?»
Так мудрый Гименей закончил спор. Решили близнецы, что будет лучше совместно покорять людей; с тех пор Амур и Эрос в жизни неразлучны.

«Прочла на старинных часах я когда-то…»

Памяти В.Л. Савина

«Cada hiere,la ultima mata»

Прочла на старинных часах я когда-то: «Ранит каждый, смертельно-последний.» …………………………………………………. На поле он бранном судьбы был солдатом отвагой богатым, наградами бедным. Два фронта по-разному бешеных войн. Два плена — два зверя. Свирепее — свой. Разили: охрана, мороз, своры псов; разили удары голодных часов.
Они шли ползком, но безжалостно били… Он был безоружен, ударам распахнут… ………………………………………………………… А раны? Присохли, но не залечились. Дождался других он часов. И без страха, с надеждою принялся слову служить. О ранах забыл — так хотелось пожить! Среди еще пахнувших краскою книг час бил, но не больно — крылатый, как миг.
Без старых, ему опостылевших пут на сердце легко: что ни час — Божий дар. Вдруг стали… Проснитесь, о стрелки минут! Где он? Где желанного часа удар?

«Пушкин. Лермонтов. Лорка…»

Памяти Юрия Галанскова

Пушкин. Лермонтов. Лорка. Сколько в самом расцвете (вспомнить страшно и горько) сгублено было поэтов.
Взяли в слуги мы атом, Смерти пыл укротили. Им — безоружным солдатам — песни одной не простили.
Потьма. Хмурый край света Маска. Ланцет хирурга Снова в нашем столетье лишились друга. Музы — поэта.
Январь, 1973 г.

Вулкан

Ю. К. Терапиано.

Покрытый толщею свинцовой океана и древними, в песок истертыми веками, он ждал… Но горячо в нем сердце колотилось — к желанному прыжку накапливал он силы.
Он помнил. Верил. Знал: уже вершиной горной жил в юных он веках; и с ветром на просторе под небом воевал; что в этот мир подводный был сброшен не навек — что будет он свободным.