Выбрать главу
Но молча дочь его, сестру свою любя делила мясо с ней, сама недоедая. Но раз отпрянула, сестру не узнавая, через отверстие лишь на нее взглянув.
Всё шерстью обросло сестры несчастной тело и стала обликом она совсем другой. Но прежним голосом сестру она просила: «Оставь селение, уйду и я потом.
Вот эти колышки возьми, сестра, с собою; и помни, что по ним тебя узнаю я. Как Агдлак выйду я из иглу на свободу.»
Случилось, что отец решил уйти с семьей, чтоб дочь-любимица сестру свою забыла. Пожитки все свои на сани погрузил и с женой и дочерью оставил он село.
Вот тут из хижины, закрытой блоком снежным, дочь-Агдлак вырвалась и вслед им понеслась. Сестра, вкруг колышки по снегу разбросав, погоню чувствуя, в сугроб лицом зарылась.
И меньшую сестру лишь Агдлак пощадил. Отца и мать догнав, им мстя за все страданья, он на куски порвал. Вот так зло породил сам человек. От зла погиб он, по преданью.

10. Сирота Негивик и ее подводное царство

Однажды жила, так гласит преданье, одна средь людей сирота Негивик. Никто не жалел ее; но в селенье терпели ее, а о пропитанье заботилась только сама сирота. Лохмотья служили одеждой ей, жизнь трудной была среди черствых людей. В край новой охоты решили люди однажды селением всем уходить. Свои каяки они все связали и так удалось им паром построить, запасы свои на паром погрузить. Нашли они место для многих вещей, для старых и малых в селенье людей.
Когда ж сирота Негивик к парому приблизилась, чтоб уголок там занять, «Уже места нет!» — закричали люди, «Полны каяки нам и так здесь трудно…» Так все отказались в каяк ее взять. А между собой: «Пусть умрет здесь она, давно надоела бездомная нам.»
От берега вот уж паром отчалил. Осталась одна сирота Негивик. И плача, она всех людей молила с собой ее взять, ей не дать погибнуть — все люди к мольбам ее были глухи. Остаться ж одна Негивик не могла, и вслед каякам она бросилась вплавь.
И все ж, на паром ее не пускали, а многие даже смеялись над ней. Когда посиневшей ее рукою за край каяка удалось вцепиться, отрезал ей пальцы один из людей. В холодной воде тут исчезла она, но вынырнуть вновь помогла ей волна.
Вцепилась другой за каяк рукою — урезали пальцы и этой руки. Тогда Негивик утонула в море. Родились из пальцев ее тюлени, моржи, рыси, много животных морских. Сама сирота Негивик с той поры, владычица царства тюленей и рыб.
И если нарушат ее законы животных в свой дом запирает она; и люди охотятся понапрасну пока Негивик сменит гнев на милость, и вновь каяки закачает волна. Вот так человека поступок злой дух создал всесильный в стране морской.

11. Спасительная смерть

В то время давнее была лишь островом земля. Корнями с дном морским огромный остров не был связан И долго человек на острове плавучем том не умирая жил; ведь смерть об острове не знала.
Мужчина брал жену. Потом у них росла семья. Людей на острове все больше, больше становилось. Не стало места для детей новорожденных, и было острову невмочь нести всех и кормить.
Вот накренился он, корнями в воду погрузился: ведь с дном морским корнями не был связан он совсем. И ужас обуял тогда на острове людей: как долго выдержать их сможет материк плавучий?
Но вдруг раздался крик одной отчаянной старухи: «Пусть смерть приходит к нам, уж нет всем места на земле!» И словно в тех словах скрывалась колдовская сила, спасительная смерть людей на острове нашла — к народу эскимосов смерть пришла.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В ИЗДАНИЕ 1977 Г

«Есть далеко два друга у меня…»

Есть далеко два друга у меня. Мне оба дороги по-разному. Нас разбросала по миру война… Пишу им. Отвечаю. Каждому. Один — мне редко пишет; но в письме такую нежность шлет горячую, что горячо становится и мне и радостно, и чуть не плачу я… Напишет и надолго замолчит. Уж лучше б не писал… Но лучше ли? Мне говорят: нельзя всё в прошлом жить, — а письма наизусть заучены… Второй — шлет в день нередко два письма. В театре пишет… Что ж ему наградою? Не знаю, влюблена ль я, польщена ль… Писал в антракте… был один он — рада я! Он каждой мыслью делится со мной: восторгом, гневом, возмущением; то преисполнен скорби мировой, то… от заката восхищением. Жду писем от далеких двух друзей — кто ж мне милей?..
«Новый журнал», 1966, № 82.

«В последний раз мы расставались вечером…»

В последний раз мы расставались вечером— отцвел внезапно почему-то май. Вот год прошел… Вновь день встает навстречу нам и первый утренний звенит трамвай; шел ночью дождь и смыл он с неба синего все пятна туч — я знаю почему: и улицы, и тротуары вымыл он — всё, милый друг, к приезду твоему. С вокзала возвратимся не в трамвае мы: поток автомашин нас понесет… Шофер такси улыбку, нескрываемо — лукавую, нам в зеркальце пошлет… И позади останется вокзал — ты словно никогда не уезжал.
«Новый журнал», 1966, № 82.

«Нет вести. Годы. Часто представляю…»

Нет вести. Годы. Часто представляю: устал ты ждать — и больше не один. Встречает вечером тебя другая, спокойней ты, былое вспоминая… Лишь в волосах — снег одиноких зим. Как мыслей невеселых подтвержденье, тебя во сне я встретила с другой. Скрестились наши взгляды на мгновенье… Прочтя в моем: «Не надо объясненья», ушел ты… тот же, но уже не мой. Проснулась. О, как это утро серо! Скорей, почтовый ящик отопру… Гоню сомненья, снам ведь я не верю… А если подтвердит письмо потерю — умру.