Я низко в ответ поклонилась тебе
и скрылась в детей твоих пестрой толпе…
Лен пышных полос. Темных глаз огонек
иль бронза ветрами отточенных щек;
певучий, гортанно-отрывистый смех;
прозрачный янтарь полу сросшихся век;
таинственный взгляд и медлительный шаг
(невольная мысль: друг он мне?.. или враг?)
Потом — говор частыми жестами рук
и голос, как песня: да, да, это друг!
Такой мне предстала впервые твоя
теперь уже близкая сердцу семья.
Не сразу влилась я в нее: моя язык
к наречью чужому не скоро привык.
Бывало в толпе средь смеющихся лиц
смахнуть приходилось слезу мне с ресниц.
Но с просьбою новой к тебе я не шла:
работать, учиться, читать — все могла
я здесь без запретов. А книг… Сколь их!
Вот он — на твоем языке первый стих.
Уже мне понятны и песни людей.
Вольна среди них выбирать я друзей.
Ни годы спустя, ни на первых порах
не ранил меня цепким холодом страх.
Доверчива ты: у меня есть свой храм.
Свободно встречаюсь я с братьями там,
хотя и в мечеть я войти не боюсь —
по вере отцов и пою, и молюсь.
Твой дом стал моим. Для меня с той поры
доступными стали все мира дары.
Сокровища для зачарованных глаз
я пью с благодарностью их и сейчас…
Могу ли я здесь чужестранкою быть?
Могу ли семью твою я не любить?
Хотела б воспеть я на всех языках
все, все, что нашла в твоих щедрых руках!
3. Песнь старика-индейца
Свет увидел я в век лука и стрелы.
Знал я мир вещей, у них была душа.
Мне, как пенье птиц, их имена милы:
«Амо» и «Вигвам», не «уголь — нефть — поташ».
Все делило жизнь со мною: поле, луг,
воды чистых рек и лес… Зверь был мой друг.
Знал достоинство народ счастливый мой —
как вдруг… Захлестнул нас океан волной.
На клочке земли несусь теперь в волнах.
Берег виден мне, пристать — мешает страх.
Сколько там людей, проворных, молодых,
вширь и вглубь, и вверх стремятся, небо — их!
На меня одни насмешливо глядят,
трусом и глупцом, бездельником бранят.
У других в глазах участья вижу свет;
вот зовут меня: «Пойдем!» Пойти иль нет?
Поздно! Потерял я гордость, честь свою,
стрелы, лук сломал с пришельцами в бою…
Но мой внук подрос, и шаг его иной.
Ни к чему теперь клич деда боевой.
Зорок взгляд его и равномерен шаг,
он найдет слова — и другом станет враг.
Слышу голоса я молодого звон:
как Деганавида[3] юный внук силен.
Свет неся в душе, не злобу и не месть —
мудростью себе он завоюет честь.
Равным он сойдет на берег, чтоб созвать
радостную здесь друзей и братьев рать.
4. Баллада о династии королей пшеницы
Был первым в династии королей
пшеницы король Ред Файф.
Он прибыл сюда без анкет, без виз,
и фермер-шотландец в Онтарио,
Дэйвид Файф, королю спас жизнь[4].
Силен, безбоязнен и быстр умом
принц заморский на ферме рос.
Узнали скоро на Юге о том,
что в поле на ниве в стратегии он
сильней, чем злодей Мороз.
Меж тем в наших прериях беда стряслась:
в поле пал их пшениц король.
Войскам Розы, Крокуса, Лилии[5] пасть
пришлось — ненасытна Мороза пасть —
в лицах воинов печаль и боль.
Но, прериях войско нельзя сломить:
найден новый король — Ред Файф!
Мороза помог он им опередить
и поле па ниве его победить —
взят трофеем весь урожай!
Королей Дома Файф полюбил весь свет
за силу в сраженьях с врагом
(в полях, где, казалось, спасенья нет),
Морозом, Ржой и Жуком.
Но правит Дом Файф не силой одной,
способен он власть делить: князья:
Газ, Поташ, Жидкое золото —
сыновья той же славной земли.
Дом Файф наследником власти своей
наречет того, кто щедрей.
La fete au sucre (Праздник сбора кленового сока)
Ветви голые кленов ажурных
нежной зеленью вспыхнули вновь.
И под солнечным небом лазурным
обнажились морщины стволов.
Но под твердой корой в жилах клена
кровь забилась, быстрей потекла
и в листве светло-юно-зеленой
обещанья лучинки зажгла.
Станут пышною темною гривой
эти хрупкие листья потом…
Расцветут в сентябре буйным дивом
над притворно-бесстрастным стволом.
И когда он предстанет пред нами
вновь в предзимней своей наготе —
час приблизится кровопусканья:
потечет из налившихся тел
сок живительно-сладкий и чистый,
оживут клены рощ и лесов;
ведер звон, смех и топот ног быстрых —
сок течет! Клен готов! Клен готов!
Вот кружатся и прыгают пары:
веселится, поет стар и мал
у котла, где сиропом янтарным
сок клоповый над пламенем стал.
Был мост
Скрестились в синеве, как бы не доверяя
друг другу в поисках, прожекторов мечи.
Налет. Народ с моста бежит, не озираясь.
Отчаян ной сирен, зенитка же — молчит.
вернуться
4
Бык фермера сломал забор, желая полакомиться подопытным урожаем. Дэвид Файф спас несколько колосьев рыжей пшеницы, которой потом прославилась Канада.