Тогдашняя и тамошняя жизнь...
Кто-то очень нехороший придумал ее.
Копченый начнет свой чмошняк с отсидки. Дали три года за ящик конфет и картонный короб подсолнечной халвы. До сих пор не понимаю, зачем ему нужна была халва?
Я учился в университете. Летом подрабатывал на птицефабрике. По вечерам тренировался в нашем зале при заводе Сельхозмаш. Насчет дать в череп Копченый фантазировал не по уму. Он никогда бы не попал в меня. Да он и сам знал это. Когда он вышел после первой отсидки, мы столкнулись с ним возле старого "Детского Мира". Прямо на углу. Я стоял с двумя девицами, которых мы из уличного бахвальства за глаза называли "кадрами" и "чиксами". А он шел вниз от Зеленого базара. Рубашка расстегнута на костистой груди, клеши - от колена, такие носила блатота лет двадцать назад до того.
-Не понял, Динар, это ты, что ли? Ендать-колотить, а мне назвиздели, что ты в военном училище... на вояку как бы пошел... или что?
И он сплюнул через гнилые зубы. Для доказательства, какой он крутой.
Мои "чиксы" отпрянули. Это были девушки из приличных семей. Надя Ушакова закончила спец-школу с английским. Она читала Драйзера и Фолкнера в оригинале. Через нее в городе доставали набоковскую "Лолиту" - точнее, через ее тетку, которая часто бывала в Москве и даже ездила в Париж по каким-то делам.
-Осторожно, - тихо сказал я. - Копченый, тут девушки...
-И что? - он попер внагляк.
-Закон знаешь?.. - ответил я еще тише. - Тебе надо подтверждать?
Он сощурился.
-Ну, давай, братан. Еще встретимся. Земля маленькая и плоская...
И быстрой шпанской пробежечкой - мимо, мимо. Затерялся в толпе.
Надя и Вика, так их звали, смотрели на меня в раздумии.
-Не ожидала, что у нашего Кости такие друзья, - сказала Надя. - Теперь хоть выяснили, под какой кличкой ты известен. А почему Динар? Или это для таких, как этот, ты Динар? Но почему не "пиастр"? Или не "луидор"? А еще были "империалы". Мог бы придумать что-нибудь посолиднее. Тебе очень подошло бы прозвище "Дублон". Послушай, как это звучит: "Дуб-лон"! Ты не будешь против, если я так и буду тебя называть?
Почему-то я терпеливо сносил ее насмешки. Иногда не такие уж безобидные. Например, она запустила слушок, что однажды на ринге мне попали не туда, куда надо. Наоборот, попали туда, куда не надо. И с тех пор я, конечно, звезда в боксе, но вряд ли я звезда в сексе.
За такие слухи вообще-то можно было получить оплеуху.
Но не от меня.
И не Наде Ушаковой.
...Я оседлал раскладную алюминиевую лестницу. Садовыми ножницами аккуратно снимаю кисть за кистью. Складываю в пластмассовое ведро. Сам думаю о Копченом, о Хоттабыче, о Хачатуре. О Наде, девочке с почти родным английским. И где? В нашем далеком забытом углу. В горном Восточном Туркестане. О котором даже Боженька, наверное, не слышал ничего.
Солнышко мягко жарит сквозь военный козырек. Здесь, в Америке, я полюбил униформенные кепки, штаны, куртки. После Вахана, пока жил в той стране, никогда не надевал ничего военного. А здесь неожиданно - как давешняя любовь.
На днях старый друг из Душанбе прислал "мылу". Рассказывал, кто где, кто как. Как бы нечаянно обмолвился, что Надя Ушакова умерла. Когда тебе под шестьдесят, к таким новостям привыкаешь. Уже отошли в мир иной почти все егеря из моей 2-й роты. Уже убили Хачатура - как-то он оказался в Красноярске, а там в 90-х шла война мафий. Многих моих друзей, с которыми скорешился уже после Вахана и после выброса из Азиатской стороны, тоже больше нет. Отошли в мир иной наши родители, у брата скончались одна за другой две жены, первая и третья. И Арцегов оставил нас. Об этом кто-то пустил по Интернету печальку.
Мир не просто меняется. Мир тех лет уходит, а к этому, новому, нет времени привыкать. Нет и желания.
Я запросил, как так получилось, что Надя умерла.
Старый друг удивился. Почему-то он думал, что я знаю. И почему-то считал, что мне эта новость будет безразлична.
Рак. В 2005-ом. Ей было всего сорок семь.
Значит, правда. Меня это просто оглушило. Значит, больше нет моей Осы. Никто больше не будет рассказывать про меня гадости. Например, что я подкинул взятку замминистру, чтобы свалить в Москву. А если это был не я, но, значит, мой отец. Потому что отец у меня был каким-то бонзой в Академии Наук. Или например, что меня поймали за проезд без билета, и я сидел в "кпз", потому что нечаянно двинул контролеру по сопатке. А жена у меня была на десять лет старше, и это явный Фрейд, я старушечник, у меня "материнский комплекс". Именно поэтому я не матерился до шестнадцати лет, об этом ей рассказал Гена Кац, с которым мы учились в школе с первого класса до выпуска.