Исследование педагогом сообщения или исповеди ребенка все еще оставалось исключением в литературе о воспитании после того, как Зигмунд Фрейд описал так называемое «обратное перенесение»[48]. Заимствовал ли Корчак этот принцип соотношения «ребенок — взрослый» от Фрейда или это была его находка? Думаю, что работы венского психоаналитика были ему известны. От новой теории Корчак брал то, что отвечало его воспитательным методам. Соотношение «ребенок — воспитатель» функционировало в мышлении Корчака давно, с самого начала его сознательной деятельности, может, еще со студенческих времен, когда он только еще вступил во владения Гиппократа как адепт медицины. Знал ли он тогда Фрейда? Сомневаюсь. Я не отрицаю полностью влияния Фрейда на Корчака и на его понимание «обратного перенесения», но абсолютно не согласен с мнением о фрейдистских началах корчаковской педагогики. То, что характерно для Фрейда, а именно эротическая мотивация человеческой деятельности и сексуальная сфера нашего подсознания не были близки Корчаку. Абсолютно никакого решающего значения не придавал он этой теории.
Корчак не был фрейдистом. Однако правы ли те, которые совсем не признают того, что он мог интересоваться этим учением? Думаю, что Фрейда отрицали у нас из-за гитлеровской оккупации. Однако многие воспитательные методы Корчака свидетельствуют о той направленности его поисков, которая была близка психоаналитикам. Комплекс неполноценности, описанный Фрейдом как комплекс силы (Machtkomplex) Адлера, был частично использован в педагогике Корчака. Может, товарищеские суды в «Доме сирот» тоже были средством разрядки детских комплексов? В методах Корчака нет прямого влияния психоаналитиков, но это не значит, что он не мог использовать некоторые из их предпосылок, чтобы проверить их на практике.
Методы Корчака прежде всего исходили из любви воспитателя к ребенку. Проще всего любить детей добрых и вежливых. А как любить капризных и непослушных? Больных и грязных? И несмотря на это, Корчак прекрасно знал, что среди них, как и среди взрослых, есть всякие. Встречались «неисправимые». Причину всему этому он видел в наследственных факторах — в генетике. В генетической психологии сомневался, но всю жизнь задумывался о влиянии наследственности.
Независимо от того, как другие объясняли существование «неисправимых», он относил их к группе, которая составляла минимальный процент человеческого общества, и ко всем подходил со своей педагогикой любви и чуткости. Воспитывает детей тот, кто их любит, а не тот, кто к ним безразличен. Только любовь способна понять любого ребенка и быть терпелива к нему. Никакая наука без любви к детям не поможет учителю.
Миф о жертвенной любви Корчака педагогически вреден. Он превозносит Корчака-мученика, заслоняя Корчака-воспитателя. О какой тут жертвенности может идти речь, если он и так беззаветно любил детей и всю жизнь их лечил, учил и воспитывал? Работа с детьми была его призванием, его любовью. Она давала ему радость и смысл жизни. Те, которые жертвуют, не знают такой силы любви.
У Корчака была одна цель — любовь ребенка к родной земле и родному языку, любовь к деревне и труду. Условием корчаковского социализма является освобождение «пролетария пролетариев» — ребенка от режима взрослых. Недаром Корчака называли «Песталоцци из Варшавы» — именем основателя швейцарской народной школы, которая вообще отрицала педагогику режима, авторитета и наказания, превосходство взрослых над детьми.
В своих «Воспоминаниях» Корчак писал:
«Мне особенно запомнился такой момент из путешествия на корабле. На палубе стоит маленькая девочка. Перед ней простирается лазурное море. Неожиданно подул сильный ветер. Она зажмурилась и закрыла лицо ладонями. Но любопытство взяло верх, и девочка открыла глаза и взглянула на море. Как странно! Никогда не веял такой чистый ветер. Он не засыпал глаза пылью. Девочка еще раз отважилась посмотреть, прежде чем поверила и отняла от лица руки. Ветер ласково развевал ее волосы. Теперь она широко открыла удивленные глаза и, довольная, улыбалась».