Голубь сидел на панели, как на пороге огромного мира. На стертый треблинский булыжник упали тени. Камни над ними издали напоминали серые толпы людей, словно погибшие поднялись из пепла, и тут же окаменели, дойдя до края дороги, уперлись в черную гранитную плиту, и лампочки на столбах то загорались, то гасли.
Сразу за деревней открылось это невиданное поле — тысячи необработанных камней, беспорядочно торчащих из земли вокруг центрального обелиска. Вот это и есть как раз то место, где стояли газовые камеры, где заканчивалась «Улица в небо».
В августе 1943 года в Треблинке вспыхнуло восстание. Немцы потопили его в крови, а перед наступлением советских войск ликвидировали лагерь и, чтобы уничтожить следы его, согнали польских крестьян, приказали распахать землю и посадить деревья. Эсэсовцы каждый день проверяли, прижились ли посадки. Крестьян расстреляли, чтобы не оставалось свидетелей.
Много лет туристы проходят по Треблинке знакомой дорогой, выложенной булыжником в солнечных пятнах, когда-то самой короткой дорогой между жизнью и смертью. Но, может, только дорога и помнит тот 1942 год и, молча вглядываясь в лица людей, не верит, что они забыли о ней, что их когда-нибудь снова покинет сознание добра и зла, справедливости и несправедливости, которое заложено в человеке самой природой. И люди тоже вглядываются в трещины под ногами, боясь нарушить молчание. Только птицы поют над головой, пахнет хвоей и солнцем. Треблинка — кладбище теней.
— Многие считают, — говорит Казимеж Дембницкий, — что Корчак сознательно готовился с детьми в Треблинку, чувствуя, что посылают их на смерть, и он будет с ними в последние минуты жизни. Когда немецкий офицер предложил ему свободу, он и слушать его не захотел, только вскочил в вагон к детям и уехал. Этот красивый миф оскорбителен для Корчака. Его в разной форме преподносят нам авторы книг о Корчаке, а смысл остается один и тот же. Я имею в виду известную книжку Ганны Морткович-Ольчаковой, роман французского писателя Алена Бюле «Прощание с детьми», пьесу немецкого драматурга Эрвина Сильвануса.
В романе Бюле Януш Корчак по дороге на Умшлагплац начинает вдруг напевать мотив «Варшавянки», а дети, будто зная слова, смело подхватывают:
— и гордо проходят мимо немецких автоматчикoв, надвинувшихся на дорогу с обеих сторон. А перед самой отправкой эшелона в Треблинку подходит к Корчаку элегантный немецкий офицер. Безбровое скуластое лицо. Может, славянин.
— Это вы написали книги о детях? — спрашивает он, сострадательно глядя на опухшего Корчака. — Вы свободны, дети поедут без вас.
Корчак молчал. Что он мог сказать этому офицеру, предлагавшему предательство? Серое лицо Доктора покрылось темными пятнами. Только теперь дошел до него страшный смысл этих слов.
Жизнь за предательство? Бросить беспомощных детей, которые верят тебе как родному отцу?
Офицер вручает Корчаку бумагу об освобождении. Пусть все видят, как немцы справедливы! Каждый получает по заслугам. Это начертано на воротах всех концлагерей: «Труд вас освободит».
Януш Корчак с гневом возвращает этот документ. Казалось, еще мгновение — и упадет на всех, как обвал, раскаленное небо и поглотит все сразу: это безобразие и позор. Он с трудом превозмогает себя и говорит твердо, почти сердито, чтобы офицер не заметил его минутной слабости:
— Nein![1]
Офицер опускает голову. Пристыженный, возвращается он на свое место, а Корчак идет к детям и, стараясь забыть об инциденте, улыбается:
— Пусть не думают, что человек стал покорным, как бумага, на которой можно написать любую ложь.
За углом затрещали частые выстрелы. Кто-то сбежал со станции. Это был машинист паровоза. Дети сгрудились в кучу. К Корчаку потянулись тонкие худые ручонки. По-цыплячьи задрожали испуганные шейки. У девочек заострились птичьи носики. Курчавые головки мальчишек упали на грудь с желтой шестиконечной звездой. Куда им бежать? Земля, потрескавшаяся от жары, как старая фреска, вот-вот рассыплется под ногами, разверзнется и поглотит всех.
Высокие дома, высокие, наглухо закрытые окна. Каменный коридор на площадь плача.
Но это — уже сцены из фильма Клода Судерса, снятого по роману Бюле. Фильм долго не сходил с экранов французского телевидения.