— Как поляки мы велики, а как люди — карлики. Всех пытаемся надуть, никто нам не нравится.
— Порядок надо взорвать изнутри, оставить только оболочку! — не унимался Тадеуш.
Однажды ночью их разбудил вой сирены. В небе вспыхнули сигнальные ракеты воздушной тревоги. Первые бомбы разорвались далеко. Не успел Тадеуш успокоиться, как вдруг послышался оглушительный свист. Взрывной волной его отбросило к противоположной стене, на голову посыпалось разбитое стекло, на пол упала большая оконная рама. Хозяин тоже остался цел, но был сильно испуган и очень ушибся.
Утром они вдвоем кое-как привели в порядок пострадавшую квартиру, помогли друг другу одеться. Хозяин стал уговаривать Тадеуша отправиться с ним в магистрат и попросить о ремонте квартиры, а если там откажут, то вместе пойти к железнодорожному начальству. Напрасно Тадеуш отговаривал его, он и слушать не хотел. Не мог же Тадеуш признаться, что при ремонте квартиры обнаружат его тайник, узнают, что в Остбане он не работает, и сразу же арестуют. Сославшись на нервное расстройство, он не пошел в магистрат, сказав, что едет в Кельце...
С улицы Каневской Тадеушу тоже пришлось бежать. На этот раз он сам допустил оплошность.
Комната, которую ему сдали две одинокие женщины, видимо, сестры, была уютная, со вкусом обставленная и стоила Тадеушу немало денег, но он ничего не жалел, полагая, что скоро в ней поселится Януш Корчак. О документах для него давно позаботились. Тадеуш отрекомендовался коммерсантом и предложил плату вперед. Через две недели он уже собирался доложить о надежности жилья командованию, как вдруг во время уборки комнаты хозяйка обнаружила пистолет на полке среди книг...
А спустя несколько месяцев в доме на Каневской разыгралась трагедия, и слухи о ней дошли до Корчака.
Сестра хозяйки скончалась. В ее комнате поселилась молодая семья: муж и жени с двумя больными детьми. Кто они и откуда — никто у них не спрашивал. Проверили только документы. Куда без них теперь денешься, да еще с детьми? Было у этих детей столько боли в глазах и такая худоба на лицах, что сердце сжималось, глядя на них. А за квартиру жильцы платили в срок, в город почти не выходили, боялись детей оставить одних без присмотpa.
Однажды в дверь раздался тяжелый стук. У ворот злобно залаяла овчарка. Трое эсэсовцев в кожаных плащах спрашивали о каких-то детях, бежавших из гетто. Двое поднялись наверх, где жила молодая семья. Один, с собакой, остался у двери.
Эсэсовцы долго рылись в вещах, искали деньги и драгоценности. Всем, кроме хозяйки, приказали сойти в прачечную и там ждать, пока не кончится обыск.
Очнувшись, хозяйка тоже сошла в подвал. Ее напугала внезапная тишина. Так тихо и так жутко бывает только после покойника. И кованые сапоги перестали стучать. Она не слышала, когда ушли эсэсовцы. Может, это в ушах у нее стучали шаги? А в подвале на цементном полу в лужах крови лежали трупы. Муж и жена. Детей не было.
С тех пор никто не живет в их комнате. А хозяйка не встает с постели, говорит, что все время слышит сквозь сон крики детей. Откроет глаза — никого нет, тишина, только небо смотрит в пустое окно.
Фальская тоже сняла для Корчака комнату на Белянах и приготовила «аусвайс» — документы на другую фамилию.
— Я заявилась к нему с пропуском на два лица — на техника и слесаря водоканализационной системы, — вспоминала она, — и что же Януш сказал мне?
— А помнишь, за что немцы убили Залевского? Дворник не хотел бросить моих детей, а вы требуете, чтобы я это сделал.
Корчак был удивлен, что Фальская не осознает того, что предлагает.
— Ты же не бросишь в несчастье своего ребенка, а у меня их 200 человек. Как можно оставить их?
«Не мог и не хотел», — напишет о нем Неверли. Но это уже будет после войны, когда Игорь Неверли прочтет и подготовит к изданию письма Януша Корчака.
Только после войны, в 1948 году, Игорь Неверли случайно узнает о приюте для слепых детей в Лесках. Штаб движения Сопротивления договорился с монашками в этих Лесках, что к ним привезут Корчака с больными детьми. Это было после провала квартир на Жолибоже и на Каневской. Что же еще можно было сделать, чтобы спасти Корчака? Переезд подготавливался совершенно секретно. В операции участвовало много людей, но никто из них почти ничего не знал о Лесках в Келецком воеводстве. Если хорошенько подумать, то план переезда в Лески был единственным выходом из создавшегося положения. В Варшаве могли обнаружить Корчака гестаповцы, а в Лески немцы не заглядывали, боялись партизан.