- Поди, Антоха обронил, - сказал Генка, и глаза его заблестели тоже.
- Достань?
Я протянула руку и ощутила, как в ладошку впиваются укусы водяных брызг.
- Так мы на карьер идем! Там сто таких будет!
Генка потянул меня за рукав. Но карьер был далеко, за рекой и оврагами, в страшном месте, где живет Бабай. А блестящий камешек тут, рядом, обсыпанный брызгами, как сахаром. Только нагнись и вытяни из косм свалявшейся тины. А не успеешь - собьет его потоком, закрутит, утянет на темное илистое дно.
- Достань, достань! - захныкала я, и сама потянулась к сокровищу.
Подошвы сандалий поехали по мокрым доскам, я больно ударилась копчиком о край моста. Но удержаться было невозможно - слабые детские пальцы лишь скользнули по илистой поверхности перил. Я почувствовала, как Генка в последней попытке спасти меня ухватился за ворот старенькой футболки, и ткань треснула - словно чудище голодно щелкнуло над ухом костяными челюстями. Потом разинутый зев реки раскрылся и, сытно чавкнув, проглотил меня целиком. И не было больше ни неба, ни моста, ни перил, а только густая малахитовая муть.
А потом я снова почувствовала рывок...
...Мертвящая мгла закрутилась вокруг, обхватила длинными мокрыми пальцами за щиколотки, с неохотой отпуская свою добычу. Но кто-то был куда сильнее мглы, и выталкивал меня наверх, к пылающему оку июньского солнца - маяку тепла и жизни.
Цепляясь за траву, перепачканная грязью и вымокшая насквозь, я повалилась на берег, размазывала по щекам ил и слезы. Рядом хрипел и надсадно кашлял Генка.
- Говорил же... не лезь...
Он смахнул со лба налипшие волосы. Я заплакала еще горше, боясь, что сейчас мне здорово влетит от брата. Но он почему-то медлил, даже подзатыльник не отвесил. А вместо этого спросил:
- Ты в порядке?
Все еще всхлипывая, я кивнула и уныло покосилась на Генку.
- Да... заругает нас бабушка?
- Не заругает! - брат поднялся на ноги, поскользнулся на мокрой траве, но не упал, только закашлялся снова. И мне почему-то стало страшно: на солнце наползло облако, и Генкино лицо потемнело тоже, ажурная тень листвы легла на его щеки, будто плесень на зачерствелый хлеб.
- Пока до карьера дойдем, да назад вернемся - обсохнем, - продолжил он и помог мне подняться. Прикосновение его рук было холодным, мокрым, как прикосновение тины, и я поежилась. Мне уже не хотелось идти на карьер: наглотавшись воды и грязи, хотелось вернуться в тепло, в домашний уют. Да и солнце не спешило выглядывать из-за туч, а от реки потянуло сыростью. Но Генка всегда доводил начатое до конца. Оттерев мое лицо и ладони сорванным лопухом, он решительно взял меня за руку.
- Идем.
И мы пошли.
Лес встретил угрюмым молчанием. Прав был Антоха: место не для малышни. Чем дальше мы углублялись в чащу, тем становилось темнее вокруг. Ветви переплетались наверху, образуя ажурный свод и почти не пропуская солнечный свет, а под ногами путался густой подлесок. Папоротник и опавшие ветки больно хлестали меня по голым икрам, но Генка упрямо продирался вперед и молчал. И мне было стыдно перед ним за свой недавний каприз, поэтому я тоже молчала и, сглатывая набегающие слезы, ежилась от сырости и лишь сильнее сжимала Генкину ладонь. Чувствовала - с братом надежнее.
Ощущение беды вернулось, когда Генка остановился и сказал:
- Вот черт...
Я поглядела на него искоса, зная, что бабушка всегда ругала за сквернословие, но промолчала, увидев растерянность на лице брата.
- Антон говорил, только овраг перейдешь, и карьер тут же виден будет. А мы уже четвертый обходим, а все в чащобе...
Он обвел встревоженным взглядом замерший лес. Перехватил мой испуганный взгляд и улыбнулся виновато.
- Ничего, Ритуль! Сейчас выберемся!
Генка ободряюще потрепал меня по макушке, и я безоговорочно поверила ему. Поэтому мы возобновили свой путь, и я не решалась жаловаться ни на усталость, ни на голод, который уже потихоньку начал сводить живот.
Темень сгущалась. Поднимая кверху лицо, я видела, как над нами текли тучи - грозовые, разбухшие от воды, черной ватой забивающие прорехи в ажурных кронах, и подумала, что к вечеру пойдет дождь. Я даже открыла рот, чтобы сказать об этом Генке, но в тот же миг солнечные лучи просочились сквозь тучи как золотистый дождевой поток, и в стороне блеснуло заревом..
Я дернула брата за рукав.
- Генка! А что это там такое светится?
Он остановился, сощурил глаза, вглядываясь в заросли папоротника. В глубине чащи снова блеснуло, будто включился маленький фонарик с разноцветными стеклышками.
- Идем, посмотрим! - в голосе Генки послышалось возбуждение.