— И вы, и вы, Розалия Самойловна! — ответил Ленин и вдруг рассмеялся. — Таков уж наш удел!
И этот неожиданный смех наполнил Землячку уверенностью, что все будет хорошо, все будет как надо.
На другой день ее вызвали в Политотдел Республики и вручили предписание — она была назначена начальником политотдела Тринадцатой армии.
В тот же вечер Землячка снова выехала на фронт.
Будни войны
Будни войны… Кто не служил в действующей армии, тот плохо знает, что такое война. Это — не столько бои, атаки и перестрелки, сколько выматывающие душу переходы, случайные квартиры, кухни и лазареты, пекарни и ремонтные мастерские, хлеб, одежда, лекарства и бумажки, всевозможные деловые бумаги — приказы, отчеты, докладные…
Армии не обходятся без канцелярий, судьба сражений скрыта в бумажных папках, завязанных длинными узкими тесемками.
Поэтому, едва успев представиться командарму 13, она сразу принялась наводить порядок в политотделе.
Народу много, а толку мало, каждый действовал сам по себе, все занимались самодеятельностью.
Армия собиралась с силами и после тяжелых боев постепенно переходила в наступление. Ощущалась нехватка командиров — надо наступать, а командовать некому.
Землячка знакомилась с подчиненными: инструкторы, делопроизводители, помы, замы…
— Давно служите?
— С четырнадцатого года.
— Кем были в царской армии?
— Прапорщиком.
А в политотделе числится делопроизводителем!
Землячка звонила в штаб и через день лишалась делопроизводителя, направленного на передовые позиции командовать батальоном.
Инструктор по культработе стоял перед ней, вытянувшись по струнке.
— Вы чем заняты?
— Жду.
— Чего?
— Мячей.
— Каких мячей?!
— Для лапты. Такая народная игра, — почтительно докладывал инструктор. — Развивает глазомер, приучает быстро бегать и точно метать.
На него нельзя было даже сердиться.
— А что вы делали до того, как попали в политотдел?
— Командовал эскадроном.
— На старое место не хочется?
— Товарищ начпоарм, только об этом и мечтаю! Три рапорта подал по команде, а из штаба ни привета ни ответа.
Не прошло и дня, как ко взаимному удовлетворению Землячка распрощалась с инструктором.
Всех политработников разогнала по ротам, батальонам и полкам.
— Обойдемся пока без писанины.
Она интересовалась каждым коммунистом — что делал, что делает и что еще может делать, хотела быть уверенной в каждом комиссаре и чтобы каждый комиссар был уверен в ней. Она требовала от политработников умения так разговаривать с красноармейцами, чтобы люди с любым вопросом, с любой бедой обращались в политотдел.
Наступление развивалось успешно, у политработников было множество дел в прифронтовой полосе.
Население не сразу оправлялось от жестокостей белогвардейцев, люди были запуганы. Надо было внушить к себе доверие. Приходилось создавать ревкомы и вместе с ними отбирать у кулаков хлеб, открывать избы-читальни, снабжать школы дровами, проводить митинги, читать неграмотным газеты…
И участвовать в боях, вести в бой людей, и гнать, гнать противника все дальше, до самого Черного моря.
Не прошло и полутора месяцев после прибытия Землячки в Тринадцатую армию, как она рапортовала о переломе в работе политотдела.
"Я приступила к исполнению обязанностей 8 октября. Крайне хаотическое состояние, в котором я застала политотдел, я объясняю исключительно недостатком коммунистов и совершенно неправильным распределением их…
Делом этим ведал заведующий учетно-распределительным отделением, молодой товарищ, совершенно в людях не разбиравшийся и никакого учета не сумевший поставить. Коммунисты были использованы до крайности плохо.
В Орле я случайно набрела на знакомых коммунистов, мобилизованных при мне в Ярославской губ., в количестве 60 человек (почти все ответственные работники), они были откомандированы поармом в распоряжение Орловского губкомпартии. Откомандировал их в момент панического отступления помзавучстотделом, не зная, куда их девать. Случайно узнав о моем приезде, они пришли ко мне…
При помощи петроградских и московских коммунистов удалось укрепить дивизии, дать боеспособность частям, влив в них хорошо политически обработанные пополнения (в запасные части и особенно в запасной пехотный полк брошены для этой цели большие силы), но и в самом политотделе удалось подобрать работоспособную публику, которая подняла высоко престиж поарма, тесно связала его с дивизиями, сделала его действительно центром руководящим, политически соединяющим Реввоенсовет с массами красноармейцев. В поарм сейчас являются не только комиссары, но и красноармейцы со всеми своими наболевшими вопросами. Из частей ежедневно доносят о громадном переломе в настроении красноармейцев, о том громадном значении, которое имело вкрапление коммунистов в их среду…
Общее заключение о состоянии армии в настоящее время можно сделать на основании тех больших побед, которые они сейчас одерживают (взятие Орла, Щигров, Курска и участие в победах у Касторной). Состояние армии с каждым днем крепнет, и устойчивость ее в настоящий момент вполне надежна".
По сырой земле
Бог ты мой, что это были за солдаты!… Сброд!… Да еще какой! С бору по сосенке, один ужасней другого. Прямо в упор на Землячку смотрел парень — лицо в веснушках, нос вздернут, утонул весь в грязном брезентовом плаще, а на ногах галоши, привязанные пеньковыми бечевками. Рядом парень постарше, в рыжем армяке, подпоясан веревкой, а на ногах бурые от сырости чуни. А вот еще один — шинель не по росту, парусиновый картуз, потрескавшиеся лаковые штиблеты… Откуда он только их взял? И вот таких-то бойцов вести в бой против Деникина?!
Из штаба 70-го полка несколько раз уже звонили в политотдел:
— Пришло пополнение…
Землячка знала, что это за пополнение. По всем селам и деревням, всего несколько дней как оставленным отогнанной деникинской армией, шли поиски дезертиров. Их находили на огородах, в погребах, в закопченных деревенских баньках, в ригах и сараюшках, и с ходу, под конвоем двух-трех бойцов направляли в действующую Красную Армию, упорно преследовавшую отступающие деникинские части.
— Пришлите кого-нибудь из политотдела, — требовали из штаба полка. — Прибыл новый контингент.
Новым пополнениям следовало разъяснить, за что и для чего они должны сражаться.
Политработники сбивались с ног. Людей не хватало, да и не так уж много было в политотделе агитаторов, способных умно и терпеливо разъяснить неграмотным парням задачи Советской власти.
— Вы что ж, хотите, чтоб люди вновь разбежались? — угрожали из штаба полка. — Они тут топчутся, как слепые кутята.
Все агитаторы были в разгоне, и Землячка решила сама ехать в полк.
Их было человек триста, этих ребят, собранных из окрестных деревень. Они сидели и стояли на площади возле школы, положив на землю свои мешки и котомки, а на крыльце штабной писарь, сидя за партой, составлял списки вновь прибывших.
Вокруг площади выставлено оцепление, чтобы прибывшие снова не ушли в бега. Но что это за оцепление! Человек десять бойцов, мало чем отличающихся от тех, кого они охраняли: такие же не по росту шинели, такая же потрепанная обувь…
— А ну, стой, стой, не расходись! — покрикивали бойцы из оцепления, хотя никто и не думал расходиться.
«Боже мой, на что же они годятся? — с отчаянием подумала Землячка, глядя на эту разношерстную толпу. А ведь не сегодня завтра им идти в бой!»
Она решительно вступила в толпу. Кого-то отстранила рукой, кого-то отодвинула плечом, пробиваясь в гущу равнодушных и неразговорчивых парней.
— Так вот что, ребята, — сказала она. — Пора браться за ум, не маленькие…
— Докторша, — загудели кругом. — Свидетельствовать сейчас будут.
Галдеж усилился, стали даже выстраиваться в очередь.