Мадина усмехнулась.
– Не беспокойся, мама, я была не с Айтеком.
– Надеюсь, – коротко ответила Хафиза.
Во внешнем облике дочери таилось что-то необузданное, дикое. Хафиза предпочла бы не знать, где и с кем Мадина провела эту ночь.
– Тебя искал янычар. Он выглядел очень странно. Сказал, что его зовут Мансур.
– Да, я знаю.
– Еще приходил юноша, тоже турок. Он спрашивал Мансура. – Мадина встрепенулась.
– Он ушел?
– Да.
– Где Хайдар?
– Ищет тебя. Все тебя ищут, Мадина, – сказала Хафиза и добавила с укоризной: – Мне не нравится то, что происходит! Отец и братья дали тебе много свободы, ты жила как хотела, без мужской руки, а потому не научилась быть покорной и полагаться на разум.
Мадина взяла мать за руку.
– Мне нужно с тобой поговорить. Пойдем в дом.
Они вошли в саклю. Мадина не стала раздеваться, а сразу протянула руки к огню. Его жар нежно обвевал лицо, отсветы пламени плясали в глазах. Хафиза принесла хлебные лепешки, чуреки, а еще вяленую баранину и кислое молоко. Потом села возле очага.
– Я никогда не жила так, как хотела, мама, – с горечью сказала Мадина. – Мне не удалось выйти замуж за Айтека, и я потеряла Мансура. И… своего ребенка. Тот юноша, что сегодня приходил в нашу усадьбу, – мой старший сын Ильяс.
Хафиза побледнела.
– Твой сын? Когда и где ты его родила?
– В турецком плену. В Стамбуле. Потом случился пожар, во время которого я его потеряла, – ответила Мадина, и мать почувствовала, что сердце дочери сжалось от боли.
– Его отец тоже Мансур?
Мадина помедлила, не решаясь сказать правду.
– Он нашел Ильяса и вырастил его. Мансур думал, что я погибла, и я думала о нем то же самое.
– Значит, у тебя два сына от турка?
– Ильяс не турок. В нем течет наша кровь, он черкес.
– Кто же его отец? – Прошептала Хафиза, хотя уже знала ответ.
– Айтек, – ответила Мадина, пристально глядя на огонь. – Мы встречались до свадьбы. Думали, никто не узнает…
– Никто и не знал!
– Да… Айтек не знает о сыне. Асият тоже ничего не известно о том, что я и ее муж когда-то были близки.
Хафиза опустила руку на плечо дочери.
– Каково же тебе пришлось! – Мадина подняла на мать сухие глаза.
– Не стоит об этом. Сейчас главное – решить, что делать дальше.
Они не успели продолжить: во дворе залаяли собаки. Мадина вышла и увидела Асият – та спешила от ворот к дому. Она, как всегда, нарядилась: на ней были вышитый цветным шелком бешмет, ярко-зеленые шаровары, отороченная цветными лентами шуба. Но взгляд молодой женщины был полон отчуждения, холода, а еще – нескрываемого гнева.
– Где Айтек? – С ходу спросила она сестру.
– Не знаю, я его не видела.
– Ты лжешь! – Закричала Асият, и в ее глазах закипели жгучие слезы. – Я знаю, ты была с ним!
Мадина стояла напротив младшей сестры – спокойная, гордая и прямая. Однажды она должна была высказать то, что долгие годы камнем лежало у нее на душе.
– Я не встречаюсь с чужими мужьями, Асият, и… не увожу чужих женихов. – Она усмехнулась. – Чужих… Ведь я чужая для тебя, правда? Если бы я сказала, что ты отобрала жениха у своей сестры, это прозвучало бы куда страшнее!
– Ты сама знаешь, что у тебя нечего было отбирать! – Закричала Асият. – Ты вернулась с ребенком, ты спала с турком. Айтек бы тебя не взял!
– Просто ты лишила нас права выбора.
С этими словами Мадина повернулась и скрылась в доме. Асият не последовала за ней. Она подождала, не выйдет ли мать, но та не вышла к дочери, и женщина решила, что Хафиза на стороне Мадины, укравшей сердце Айтека, Мадины, которая не смогла остаться в Стамбуле, не сумела исчезнуть без следа, которая всегда стояла на ее пути.
Айтек быстро шел по тропе. Он не смотрел по сторонам и не замечал ни великолепия снегов, превративших скалистые вершины в мерцающие сказочные дворцы, ни обнаженной красоты гор. Окружающий мир виделся ему пустым и мертвым. К горлу подступал комок, душу наполняла свинцовая тяжесть. Он видел, как они прощались – с объятиями и поцелуями, – видел, как потом Мадина поспешила домой. Она шла так радостно и легко, будто летела по воздуху, не касаясь ногами земли, и на ее лице играла счастливая улыбка.
Айтек с трудом удержался от того, чтобы тут же не сцепиться с янычаром; пристрелить его, изрубить на куски. Несмотря на гнев, он понимал, что следует поступить иначе. Завлечь турка в горы, заставить сразиться, убить, а потом спрятать труп так, чтобы его не нашли даже коршуны и вороны.
Он увидел на тропе человека и остановился в досаде. Ему не хотелось ни с кем встречаться. Это был кто-то из своих; когда тот подошел поближе, Айтек узнал старшего брата Мадины, Азиза, который возвращался домой – неторопливо, спокойно, будто в мирные времена. Мужчины поздоровались.
– Откуда идешь? – Спросил Айтек, пытаясь скрыть свои чувства.
– Проверял силки.
– Хорошее занятие, – процедил Айтек сквозь зубы, и Азиз уловил его тон.
– Тебе по душе что-то другое? – Спросил он. Айтек пожал плечами.
– Просто хотелось бы знать, с каких это пор черкесы стали похожи на стадо овец!
– Что ты имеешь в виду?
– Не понимаешь?! Вспомни, как мы сражались с османами, пытаясь не пустить их в аул! Сколько храбрых воинов тогда полегло! А теперь мы встречаем своих врагов, как дорогих гостей, делимся с ними кровом и пищей! Осталось предложить им наших жен!
Азиз переступил с ноги на ногу.
– Я все помню, Айтек. Мой отец был тяжело ранен, а брат Керим, которому было всего восемнадцать лет, погиб. Но сейчас старики решили, что браться за оружие не стоит…
– Старики выжили из ума, и вы вместе с ними! – Вспылил Айтек. – Тебе мало того, что твоя сестра родила от османа? Хочешь порадоваться еще одному турчонку?
Азиз помрачнел.
– Я не радовался, когда узнал, что Мадина родила от турка. Но Ливан принял ребенка, и мы были вынуждены сделать то же самое. Хайдар – хороший мальчик, и я не жалею… Мадина очень гордая, она ни за что не признается, но мы уверены в том, что над ней надругались.
– Ты не думал бы так, если бы увидел то, что видел я, – заявил Айтек.
– Что ты видел?
– Твоя сестра провела ночь с одним из янычар.
– Я не верю! – Отрезал Азиз.
– Клянусь своей честью, что это правда. Я случайно зашел в пещеру над тропой и увидел там янычара и Мадину. Они лежали голые, крепко обнявшись, и спали. – Он гневно вскинул голову. – Я хочу убить османа! Станешь ли ты мне мешать, ссылаясь на запрет стариков?!
– Не стану, – глухо произнес Азиз. – Я тебе помогу.
– Я не нуждаюсь в помощи, сам справлюсь. Но ты должен знать, что Мадина опозорила семью.
Азиз кивнул. Его губы задергались, он сжал кулаки.
– Теперь знаю. Я готов собрать мужчин. Стоит бросить клич, и они с готовностью возьмутся за оружие! Люди хорошо помнят, сколько горя принесли нам османы! И мы… – Он осекся, вспомнив, как горячо старики убеждали сородичей повременить, не терять головы, какие они приводили доводы, и добавил: – Правда, я не уверен, стоит ли затевать войну из-за женщины…
– Не стоит. Говорю тебе, я сам справлюсь. Но воля Аллаха непредсказуема, и я хочу, чтобы тебе было известно, куда и зачем я иду.
– Я понял, – коротко сказал Азиз. – Удачи тебе, Айтек!
Тот сурово кивнул и продолжил свой путь.
Кое-где на склонах обнажилась прошлогодняя трава, угрожающе торчал почерневший чертополох. Вдали стлались по земле, а затем поднимались в воздух молочно-белые клочья тумана. Ветер усилился; он забирался под одежду и насквозь пронизывал тело.
С неутолимой болью в сердце Айтек вспоминал полную юной прелести, похожую на цветок девушку, ее милую шаловливость, веселый задор, водопад темных волос, ее сияющие глаза, блеск зубов, то и дело сверкавших меж алых губ. Вспоминал развеваемые порывистым горным ветром яркие одежды, словно сотканные из беспечности и счастья, ее смех, ее живость, ее нежность, ее страсть. Вспоминал ту, которую навсегда потерял.