— Чтобы дурак понял, какие у него дурацкие мечты — дай ему осуществить их, — усмехнулся Кукушкин. — Дурак не станет умным, но все увидят, что он дурак. Я начал провоцировать свою группу сразу, как понял, что приближаются японцы. А я понял это уже давно. И в какой-то момент провокация, наконец, удалась.
— И оно того стоило? — глянув ему в глаза, спросил я. — Стоило этих сотней жизней?
— Стоило, Вано, стоило… — грустно усмехнулся мэр, встретив мой взгляд. — Жизни жалко, но оно того стоило. Гордиев узел… Его можно было только разрубить. И сделал это не я, а вы. Не я убивал людей, а вы и «кукушата». У каждого из нас есть выбор, как поступить. Вот вы не любите Пирогова, а он тоже сделал выбор: не стал никого убивать… Что, хочешь дать мне в морду?
— Есть такое… — кивнул я.
— Ну дай… — Кукушкин добродушно усмехнулся. — Чем выше забираешься, тем чаще приходится принимать тяжёлые решения. Это решение было тяжёлым. Я просто доверился тому, как вы сообразите выкрутиться… И надеялся, что сообразите верно. Но… Вы не догадались, несмотря на все подсказки, что надо сделать.
— Думаешь, это снимает с тебя вину? — скривился я.
— О нет… Вину с меня это снять не может, — Иваныч пару секунд смотрел в кружку, а потом допил остатки и принялся наливать новую порцию. — Знаешь, может, сюда прилетела и не лучшая моя половина, но совесть даже у этого меня есть. И она будет грызть меня за все те трупы до конца новой жизни. Однако…
Я тоже осушил кружку. После чего ощутил шум в голове и, уверенно отобрав кувшин у мэра, налил ещё.
— Однако я понимаю, что было бы, если бы японцы пришли, а вопрос с моей группой и вами остался бы не решён. И в этой версии трупов значительно больше. А те немногие, кто выжил бы… Да лучше бы они умерли, Вано! Потому что быть в плену, в подчинении у того, кто не считает тебя за человека… Это те ещё страдания.
Я вернул кувшин Иванычу и решительно сел, принявшись пить вино мелкими глотками. А тот долил себе и, глядя на меня с грустной улыбкой, проговорил:
— Мне было пятьдесят пять лет там, на Земле. И там на моих руках крови тоже хватало. Хоть и не впрямую. Думаешь, я и другие чиновники не понимали, к чему всё идёт? Думаешь, не видели перспектив? Видели… Но когда-то люди играли в шахматы друг с другом. А потом соревновались с компьютером. А потом друг с другом соревновались компьютеры…
Иваныч вздохнул, снова угрюмо покосившись на тёмное небо:
— Людям не осталось места в мире компьютеров. И когда в управление политикой в одной из стран впервые впустили нейросеть, всем остальным пришлось сделать то же самое. Потому что невозможно выиграть у прокачанного компьютера в шахматы, когда он ходит белыми. Рано или поздно эта партия должна была прийти к логическому концу… И она пришла. Я надеялся только, что эти засранцы попытаются что-то изменить, раз уж вмешались в наше развитие. Но они не попытались… У них есть резервные копии.
Кукушкин протянул в мою сторону кружку:
— За старушку Землю и человечество, Вано! Не чокаясь!
И мы снова выпили, молча глядя на холодные звёзды. А потом ещё… И ещё… Говорить не хотелось. Хотелось утонуть в вине, и Иваныч, гад такой, сделал всё, чтобы у нас это получилось. Кувшинов у него было припасено много…
И мы утонули в забытье и звёздной ночи, прощаясь с нашим прошлым.
Глава 4
На отличненько проросло!
Дневник Листова И. А.
Двести второй день. У всех людей белочка, а у нас — зелёночка!
Я проснулся рано. Солнце только-только лениво поднималось над горизонтом, сонно выглядывая из-за туч. Город, похоже, тоже спал, заботливо баюкая жителей тишиной.
Да и мне следовало бы сопеть в обе дырки. Потому что голова болела, кружилась и была тяжёлой, как чугун. И всё это одновременно. А уж выхлоп после вчерашних посиделок чуял даже я сам. Но вернуться в объятия сна уже не получилось бы…
Причиной тому был Иваныч, который стоял у парапета и изобретательно складывал длинные витиеватые фразы из не столь уж большого набора ругательств. Между этим потоком брани проскальзывали вечные вопросы человечества: «Что происходит?», «Как жить теперь?», «Кто всё это сделал?» — ну и сакраментальное «Чо?», способное с успехом заменить все остальные воззвания.
Преодолевая последствия добровольной интоксикации виноградными спиртами, я ухватился за зубец парапета и медленно встал. Огляделся… И принялся протирать глаза. Не потому, что удивился увиденному, а потому что ничего сначала не увидел. Муть какая-то в глазах была с недосыпу…