«Оптимизм» плана Икэда оказал серьезное психологическое влияние, впервые после войны заронив в души японцев небывалые надежды на улучшение условий существования. К тому же быстрое развитие японской экономики в этот период, обусловленное целым рядом причин, позволяло предпринимателям идти на существенные уступки трудящимся, так что некоторый рост заработной платы в 60-х — начале 70-х годов действительно позволял надеяться на сокращение разрыва в уровне жизни в Японии и других развитых капиталистических странах. О том, насколько серьезными оказались эти надежды для рядового японца, можно судить по тому, что в самых широких слоях населения распространилась практика рассрочки и кредита, в корне противоречащая устоям народа, испокон веков считавшего неэтичным, постыдным существование в долг.
Как видим, необходимо отдать должное умелому японскому бизнесу, в кратчайший срок добившемуся резкой психологической ломки, превратив «добровольного» аскета в столь же «добровольного» потребителя. Однако здесь ничуть не меньше заслуги и так называемых «масукоми» — средств массовой информации и пропаганды, которые в тот же исторически ничтожный временной отрезок смогли убедить основную массу японцев (судя по недавним опросам, до 90 процентов) в принадлежности к некоему «среднему слою». Правда, можно спорить с теми, кто спешит выдать подобную субъективную причастность к среднезажиточным прослойкам за доказательство превращения Японии в то самое «государство всеобщего благосостояния»: лишь 30 процентов населения достигают среднего уровня личного потребления. Остальные же чисто престижно стремятся завысить свое положение в обществе. Срабатывает и традиционная психология: по замечанию известного японского психолога Нада Инада, японцу издревле присуще стремление к «середине» и, если он никогда не рискнет открыто заявить о своем превосходстве над не-* ким «средним уровнем» (недаром японская пословица гласит: сильнее бей по шляпкам торчащих гвоздей),, то уж признать себя недостойным этой «середины» и тем самым сделать добровольный шаг вниз он еще менее согласен.
И все же нельзя не учитывать серьезного значения такого рода стремления завышать свой социальный статус большинством японцев. Поскольку навязывание подобной привычки является превосходной почвой для идеологической обработки масс со стороны правящего меньшинства, для взращивания псевдонадежд на исчезновение классового противоборства и наступления эры «всеобщего благоденствия». Спровоцированная сверху «революция надежд*, захватив сознание масс, нанесла ощутимый ущерб антимонополистической борьбе: переключила интересы определенной части японских трудящихся лишь на текущие экономические требования, усилила соглашательские тенденции в ряде профсоюзных объединений, способствовала активным раскольническим действиям реакции.
В 1974—1975 годы развитые страны капитализма охватил самый глубокий за послевоенный период экономический кризис. В Японии он положил конец высоким темпам развития, а сопутствующая кризису «сумасшедшая» (по выражению японцев) инфляция в сочетании с резким замедлением роста заработной платы и политикой сокращения издержек производства, проще — политикой увольнений, существенно урезала возможности личного потребления. Слиняли призывные краски на вывеске социально-экономической гармонии, обнажив куда более реальную картину — имущественного и социального неравенства.