Выбрать главу

Не обнимавшиеся при встречах и расставаниях японцы сегодня усматривают в этом европейском жесте своеобразный шарм и экзотику. Побывавшая за рубежом японская молодёжь с энтузиазмом подхватила зародившуюся там несколько лет назад моду на объятия с незнакомыми людьми Free Hugs (Свободные объятия). В крупных японских городах появились группы энтузиастов, которые в свободное время организуют массовые кампании под этим лозунгом, предлагая всем желающим на практике ощутить тепло дружеского жеста, помогающего бороться с ежедневными стрессами и заботами. Вернувшаяся из-за рубежа Санаэ Оно призналась: «Я удивилась, как просто и непосредственно люди там выражают свои чувства. Общаясь, они пожимают друг другу руки, обнимают за плечи. Не то что в Японии, где основным видом общения является электронная почта» (Ёмиури, 22.01.2008, с. 3). При всём энтузиазме молодых пропагандистов, эта экзотическая для восточных стран привычка вряд ли получит какое-либо распространение в Японии. Хорошо хоть к административной ответственности за объятия не привлекают. В Китае, где такого обычая тоже никогда не было, любители европейских телодвижений имели проблемы с полицией.

Самообладание и самоограничение являются необходимыми элементами группового и публичного поведения в Японии. Азартные игры и кварталы удовольствий с весёлыми женщинами всегда пользовались повышенным вниманием властей, поскольку легко могли лишить человека самоконтроля. Привычка к организованности и точности в сочетании со сдержанностью в проявлении чувств, помимо всего прочего, способствовала выработке особых правил для проведения коллективных мероприятий и церемоний. На них принято назначать ведущего, который от начала до конца контролирует ход мероприятия. Ведущий открывает и закрывает церемонию, делает необходимые пояснения, предоставляет слово выступающим и т. д. Когда торжественная часть переходит в застольную, на сцене появляется другой назначенец, отвечающий за соответствующее случаю настроение. Его называют тайко-моти, букв, «человек с барабаном». Это одновременно тамада и массовик-затейник на один вечер. Его задача — следить за коллективным настроением и направлять его в нужное русло. На таких мероприятиях обычно собираются свои, хорошо знающие друг друга люди, поэтому атмосфера бывает довольно непринуждённой. Но по характеру событие всё-таки публичное, поэтому ожидать от его участников полного веселья и непосредственного проявления чувств трудновато. Для этого необходим специально назначенный человек. Ему не только можно, но и нужно шутить, всех тормошить и помогать веселиться. Точно так же в токийском метро специально нанятые служащие (осия) утрамбовывают по вагонам пассажиров в часы пик, чтобы двери могли закрыться. И в том и в другом случае японцы больше полагаются на организованность и исполнительность назначенных людей, чем на инициативу и импровизацию масс.

Стремление к организованности и порядку проявляется также в точных временных рамках любого коллективного мероприятия, каким бы непринуждённым и весёлым оно ни было. «Банкет начинается в семь, завершается в девять» — такие уведомления, устные или письменные, в обязательном порядке доводятся до всех участников коллективных мероприятий. Убеждение в том, что любой процесс должен иметь свои временные рамки, органически присуще японскому миропониманию.

Дисциплина, самоконтроль и самоограничение — тоже элементы поведения самураев. Средневековые моральные наставления предъявляли воинскому сословию довольно жёсткие требования. И хотя они не всегда соблюдались, вековые традиции воспитания не могли не сказаться на внешнем облике и поведении японцев. Вот некоторые из этих заповедей:

«Все самураи должны быть почтительными и скромными». «Появляться перед людьми неопрятным — отвратительно и беспечно». «Будь прямым и гибким, честным и законопослушным». «Никогда не говори ни слово лжи или полуправды». «Принимай вещи такими, какие они есть: что имеешь, то имеешь; чего не имеешь, того не имеешь». «Появляйся перед господином только тогда, когда тебя вызовут. Почтительно выслушай, что он скажет. Потом быстро уходи, сделай что велено, а возвратившись, честно и прямо доложи обо всём» (Сато, 276–278).

В течение многих веков все виды искусства за редкими исключениями (стихосложение, каллиграфия, чайная церемония) считались в Японии разновидностью ремесла и развлечением для городских низов. Самураям запрещалось лично пересчитывать деньги, играть в азартные игры, заниматься искусствами, особенно петь, танцевать, играть на сцене. В известном моральном наставлении говорилось: «Искусствами под стать заниматься людям искусства, а не самураям. Если проникнуться убеждённостью, что причастность к искусству пагубна для самурая, все искусства становятся бесполезными» (Хагакурэ, 2000: 98). Поэтому современные японские мужчины не любят и не умеют танцевать. Зрелище русского народного танца с его акробатическими движениями, требующими силы и ловкости, захватывает японцев. Не меньше чем чисто физический аспект, их поражает удаль, размах и экспрессия танцевальных движений, чуждых японской сценической культуре.

А как же оригинальность, индивидуальность, самовыражение и прочие человеческие качества? Было бы неверно думать, что японская культура их не поощряет вовсе. Нет, они не запрещены, но им отведена своя ниша, более узкая и чётко очерченная, чем в других этнокультурах. В Японии надо твердо знать, где и когда эти качества можно проявлять. Индивидуальная инициатива, игра фантазии и самобытное творчество приветствуются в двух областях: 1) в санкционированной групповой деятельности; 2) в личной, глубоко спрятанной от посторонних глаз жизни.

Санкционированная групповая деятельность включает в себя все виды коллективных обсуждений и поисков решений. Сюда входят получившие известность «кружки качества» на производстве и обсуждения в стиле нэмаваси, обязательные в любом учреждении или организации. Во время этих обсуждений можно выдвигать самые невероятные идеи, задавать любые, даже нелепые вопросы без боязни быть осуждённым. В личной жизни это, прежде всего, разного рода хобби, увлечения и отдых, то есть те сферы, в которых контакте людьми из внешнего круга сведён к минимуму. В этом уголке жизни, минимально регламентированном общественными нормами, японцы обнаруживают поразительное многообразие интересов и предпочтений.

К оригинальной самобытности и персональному творчеству японцы относятся так же, как к жизненным удовольствиям и наслаждениям — их любят, культивируют и держат подальше от посторонних глаз. Это хорошо подметила в свое время Р. Бенедикт: «Японцы не осуждают наслаждения. Они — не пуритане. Физические удовольствия представляются им благим и достойным культивирования делом. Их ищут и ценят. Тем не менее, им должно быть отведено своё время. Их не следует смешивать с серьёзными жизненными делами» (Бенедикт, 126).

Однако большая часть жизни японца всё же проходит в сфере официально-публичных отношений, налагающих запрет на индивидуальные проявления. Поэтому неудивительно, что культивируемые ею качества становятся его второй натурой. Эмоциональная сдержанность, самоограничение в мыслях и поступках, приоритет групповых интересов, конформизм, точность, исполнительность и настойчивость в достижении результата входят в число главных требований. Когда в умении ярко и непосредственно выражать свою индивидуальность возникает самая главная, производственная необходимость, японские фирмы отправляют сотрудников на учёбу за границу. Мне приходилось видеть японцев за рубежом, в непривычной для них этнокультурной среде. В целом они довольно быстро адаптируются и перенимают новый стиль общения. По крайней мере, внешне. А вернувшись на родину, так же быстро восстанавливают прежние навыки.