Кампания «Открой Японию», осуществляемая Японской национальной железной дорогой, подвергла проверке романтические взгляды на вещи прошлого, которые теперь были почти утрачены. Она была предпринята для того, чтобы стимулировать поездки семей и небольших групп друзей в живописные места. Она достигла большого успеха под своим лозунгом, который, по словам одного ученого, «символизировал желание поколения убежать к своим истокам»{368}. На больших цветных плакатах, выставленных прямо в окнах бюро путешествий и на станциях ЯНЖД, были изображены молодые люди. Обычно это были одна или две городские девушки в возрасте 20–25 лет, одетые в голубые джинсы. Но на этих плакатах можно было встретить и некоторые аспекты почти забытой японской аутентичности: деревенских девушек, украшающих осенними листьями синтоистское святилище, фермера, несущего овощи в ветреную погоду, буддийского монаха, молящегося в уединенном горном храме, женщину, собирающую морские водоросли вдоль скалистого берега. Местами действия этих миниатюрных драм самооткрытия были не обычные туристические Мекки, а некие безымянные пейзажи, знакомые, но слишком далекие, что позволяло им передавать просто идею времени и места. Каждый плакат «Открой Японию» обладал сверхъестественной способностью превращать отдельную сценку, передающую некий момент, в вневременное изображение того, что должно мыслиться и что должно ощущаться как японское.
Есть какая-то ирония судьбы в том, что хотя сельская семья уже не была такой, как прежде, кампания «Открой Японию» помогла разгореться фурусато буму («бум деревенского дома»), который романтизировал сельскую жизнь и превращал ее в блистательный пример японской традиции. Фурусато — это родной город или деревня предков, место, куда, по словам японцев, «можно вернуться, когда бы ни испытал необходимость в этом, место, где сердце находит отдохновение и где обычная повседневная жизнь основывается на сострадании, место, где обычаи считаются особой ценностью»{369}. Таким образом, в 80-е гг. городские жители отправились назад, в сельскую местность, чтобы отыскать свои корни. А обитатели деревень изготавливали разнообразные предметы для таких визитеров (и нередко ради их йен), устраивали выставки ремесленных изделий и состязания во время сбора урожая, ставили любительские кукольные спектакли и разыгрывали пьесы традиционного театра кабуки, возрождали старые праздники (и изобретали новые). Подобно тем людям, которые стремились «открыть Японию», те, кто приветствовал фурусато, надеялись поймать вневременной момент, в который искренняя чистота крестьянского труда, семейные и общинные узы и память о старинных сельских домах с тростниковыми крышами по-прежнему имели какое-то значение.
Тоска по прошлому народа представляет собой путь использования прошлогодних истин при подготовке к неопределенному завтрашнему дню. Когда соприкасаются несколько миров, поддержка и утешение со стороны прошлого могут облегчить тревоги и заботы настоящего и предоставить моральные ориентиры для продвижения в неизведанное будущее. По мере того как эра Сёва шла к своему завершению, японцы все чаще задумывались о сложившихся обстоятельствах. Они размышляли над тем, был ли экономический рост благом или бедствием, являлось ли правительство другом или врагом и будет ли новый образ жизни приносить такое же удовлетворение, как и старый. Пока японцы были заняты этими размышлениями, на горизонте собиралась появиться серия последовательных событий, которые приведут к падению гегемонии ЛДП, ввергнут золотую экономику в пучину спада и создадут новый мировой порядок. Когда японцы вступят в неизведанные воды 90-х, критики позднего периода эры Сёва будут втянуты в масштабную дискуссию по поводу того, как Япония может использовать уроки прошлого для продвижения вперед, в новый век и новое тысячелетие.
ГЛАВА 17
Еще один новый век
7 января 1989 г. умер император Сёва. Его великолепные похороны напомнили великое прощание, которое нация устроила его деду, императору Мэйдзи, в 1912 г. В начале столетия уханье погребальных пушек звучало романисту Нацумэ Сосэки «как последний плач по уходящей эпохе». В конце века смерть императора Сёва подобным же образом явилась для многих японцев завершением другого значимого периода в их истории. Император Сёва взошел на престол в 20-х, когда политические партии впервые получили ведущую роль в японской политике, мобо и мога определяли новые культурные нормы и Япония являлась другом всех капиталистических стран Запада. Прошло 20 лет его правления, и Япония была разгромлена. Весь мир осуждал ее за милитаристскую политику и замкнутый менталитет. Ее будущее было темным и ничего не обещающим. Еще 4 десятилетия спустя, в конце долгого правления императора, страна вновь обрела свое международное положение, удивила всех своими экономическими успехами, превратилась в более открытое и равное общество, а также подтвердила свой статус одной из наиболее развитых современных наций на земном шаре. Со смертью императора Сёва многое должно было замереть и подвергнуться сомнению, и многим показалось, что Япония завершила свои поиски современности.
Сын императора Сёва и его преемник, наследный принц Акихито, выбрал для своего правления девиз Хэйсэй. Это название эры было взято из классических китайских книг Шу-цзин («Книга истории») и Ши-цзин («Книга песен»). Оно выражало надежду на достижение мира повсеместно, в небесах и на земле, в стране и за рубежом. Однако новый монарх Японии вскоре выяснил, что мир не является синонимом спокойствия и безмятежности. На протяжении первого десятилетия Хэй-сэй японская экономика, которую, казалось бы, ничто не могло остановить, внезапно затормозила свой стремительный ход, а затем очутилась в упадке, ЛДП стала свидетелем того, как власть выскользнула из ее рук, молодое поколение поставило под сомнение уместность ценностей среднего класса, недовольные меньшинства бросили вызов законности культурной гомогенности, а развал Советского Союза изменил международный пейзаж.
Сдвиги, произошедшие в 90-х, сделали актуальными вопросы о разработке будущего курса демократии в Японии, обновлении экономического роста, поисках путей укрепления социальной сплоченности с одновременной поддержкой развития отдельной личности, а также выстраивания отношений с внешним миром. Внезапно выяснилось, что вместо стремления к фиксированной, достижимой цели, поиск модернизации оказался путешествием по бурной реке, которая несется вперед, все время изменяясь и не имея конца. Почти сотней лет ранее, на стыке эр Мэйдзи и Тайсо, Япония, пережив полстолетия стремительных изменений, отставила в сторону тоску по прошлому и начала отвечать на вызовы и исследовать возможности нового столетия. Настало время сделать это еще раз.
Лопнувшие пузыри
Благодаря невероятно крепкому доллару, в начале 80-х американцы могли позволить себе наслаждаться огромным разнообразием товаров, получаемых из Японии и других стран-экспортеров. В скором времени непомерный аппетит Америки привел к хроническому торговому дисбалансу. Протекционисты стали призывать к ограничению импорта и принятию других мер, способных оградить американских производителей от иностранной конкуренции. Понимая, что стремление к ограничению торговли в конце концов может поставить под угрозу систему свободной торговли послевоенной эпохи, представители ведущих индустриальных держав встретились в сентябре 1985 г. в нью-йоркском отеле Плаза и решили вмешаться в деятельность международных рынков с целью поддержать йену и ослабить доллар. Подобные монетарные мероприятия, считали эксперты, исправят торговый баланс, погасив в Соединенных Штатах спрос на внезапно подорожавшие импортные товары и подтолкнув торговых партнеров Америки к приобретению дешевых американских изделий. Вдобавок Япония и другие основные страны-экспортеры согласились стимулировать внутренний спрос в качестве способа поддержки американского импорта. В результате мер, принятых в соответствии с так называемым Соглашением Плаза, стоимость японской йены в скором времени возросла вдвое. В то же время японское правительство стимулировало внутреннее потребление путем понижения налогов, облегчения доступа к кредитованию и уменьшения процентов по кредитам.