По иронии судьбы потрясающее по своим масштабам распространение коммерческих отношений, наблюдавшееся в эпоху Великого мира, корнями своими уходит в пожар жестоких сражений XVI столетия. Армии требовали провизии, и даже во времена самой жестокой разрухи и беспорядка крестьянам необходимо было заботиться об урожае, совершенствуя свои орудия труда, выводя новые сорта зерновых и добиваясь повышения плодородности почв. В то же время новые технологии позволили даймё и сельским общинам усовершенствовать ирригационную систему и освоить новые земли. Тем самым всего за сто лет, с 1550 по 1650 г., удалось практически удвоить площадь обрабатываемых земель. Увеличение продуктивности сельского хозяйства привело к росту населения. За полтора столетия — с середины XVI по начало XVIII в. — количество японцев выросло с десяти или двенадцати миллионов до тридцати одного миллиона. Соответственно, многие дети получили возможность покинуть деревню и направиться в город, чтобы стать там торговцами или ремесленниками.
Растущее как грибы после дождя городское население в невероятных количествах требовало себе одежду, пищу, строительные материалы. Масштабы спроса способствовали быстрому росту межрегиональной торговли и развитию национальной системы рынков. Очевидно, что ни один домен не мог произвести все необходимые товары и продукты, которые требовались хотя бы для обеспечения обитателей местного города-замка. А для удовлетворения аппетитов мужчин, женщин и детей, населявших Эдо или Осаку, необходимы были усилия всей нации. Отвечая на запросы городского рынка, производители различных регионов создали нечто вроде системы специализаций. Камфорное масло и грибы шиитаке производились в южной части Кюсю, пиломатериалы и древесный уголь привозились из домена Тоса, Тояма специализировалась на лекарственных средствах, а Кофу — на выращивании винограда. И это — лишь короткий перечень того, что можно было встретить на рынках трех мегаполисов.
Развитию торговли на национальном уровне способствовали и даймё. Они постоянно нуждались в определенных денежных суммах — для поддержания своего замка, проведения ирригационных работ, освоения целины, периодических выплат сёгунату, организации своих ежегодных вояжей в Эдо и обратно, поддержания там своих резиденций, а также для содержания родственников и слуг, постоянно живших в городе. Поскольку даймё львиную долю своих доходов получали в виде сельскохозяйственных налогов, которые выплачивались в рисе, им было необходимо перевести все это зерно в наличность, чтобы, в свою очередь, произвести все необходимые выплаты. Начиная с 20-х гг. XVII в. князья из центральных и западных областей Японии стали отправлять свой рис в Осаку. Там это зерно брали торговцы рисом, чтобы продать его в различных городских центрах. В результате через склады в Осаке ежегодно проходило около 1 000 000 коку риса. За следующие сто лет это количество выросло в четыре раза. Столь масштабные перемещения риса — основы национального рациона японцев — превратили Осаку по выражению того времени в «кухню страны», то есть в экономический центр Японии.
В своем стремлении увеличить доходы даймё со временем стали предпринимать шаги, направленные на повышение урожаев риса и на создание местной специализации продуктов, которые можно было бы продать в таких центрах, как Эдо и Осака. Эти мероприятия принимали самые разнообразные формы. Даймё Маэда хорошо заплатил знаменитому гончару из Киото, чтобы тот в течение года обучал своему искусству людей из деревенек заснеженного домена Kara. Далее на север, в Ёнедзаве, даймё Уэсуги пригласил к себе специалистов со всей страны для того, чтобы те помогли ему создать плантации индиго, которое использовалось для производства одной из самых популярных красок в Японии, а также чтобы они обучили местных крестьян мастерству изготовления хлопковых тканей. В последние десятилетия XVIII в. местные чиновники вновь пригласили в Ёнедзаву специалистов. На этот раз они хотели, чтобы крестьяне научились разводить тутовые деревья, нежные молодые листья которых служили пищей для гусениц шелкопряда.
Даймё прибегали к самым различным ухищрениям, чтобы получить прибыль из своих предприятий. В некоторых случаях местное руководство позволяло только определенным торговцам или деревням принимать участие в новых проектах, и за эту привилегию они должны были платить ежегодный взнос в пользу князя. Иным вариантом было обложение налогом каждого тутового дерева или всех керамических изделий, вывозимых за пределы домена. Наконец, чиновники могли принуждать производителей продавать свой товар строго определенным оптовикам, а те везли его на кораблях в Осаку тамошним агентам по продаже. Часть от полученных прибылей они передавали в казну домена. Кроме возрастающих доходов доменов большинство даймё надеялись, что новые предприятия способствуют и улучшению жизни крестьян. А это помогало создавать образ добродетельного правления. Как поясняло одно из руководств по шелководству, изданное в начале XIX в., «первой пользой, приносимой обществу производством шелка, является то, что тутовыми деревьями засаживаются ранее неиспользуемые земли вдоль рек, в горах и на морском побережье, а шелкопрядение начинает быстро развиваться. Излишне говорить, что когда товары одной местности продаются в других районах, домен богатеет и его население процветает»{20}.
Сёгунат и в дальнейшем содействовал увеличению межрегиональных товарных потоков путем стандартизации системы мер и весов и установления национальной денежной системы. Имея под своим контролем большинство рудников в стране, сёгунат создал в нескольких городах монетные дворы. Монетный двор в Эдо, или гиндза, достиг такой известности, что в конце концов этим словом стали обозначать весь квартал, где тот располагался. Вскоре монеты сёгуна превратились в национальную валюту. В то время как даймё использовали бумажные деньги, хождение которых ограничивалось пределами того или иного домена, торговцы вели расчеты за товары, пересекающие эти пределы, а также при заключении сделок в Эдо, Осаке и других важнейших центрах в золотой, серебряной и медной монете, выпускаемой сёгунатом.
Сёгунат также способствовал развитию транспортных путей. Поскольку почти вся территория Японии покрыта горами, то использование наземного транспорта было затруднено. Поэтому торговцы предпочитали доверять свои товары морским кораблям и грузовым лодкам. Чтобы помочь морской перевозке грузов, сёгунат поручил Кавамура Дзуикену, богатому торговцу лесоматериалами из Эдо, разработать и осуществить меры по уменьшению риска судоходства в прибрежных районах. Кавамура немедленно приступил к делу. Он обозначил бакенами и маяками опасные места и создал цепь спасательных пунктов между Эдо и портами, расположенными на северном тихоокеанском побережье. То же самое он сделал на береговой линии Японского моря, а затем, через Симоносекс-кий пролив, по побережью Внутреннего Японского моря до Осаки. В 70-х гг. был закончен остававшийся участок между Осакой и Эдо. В результате появились так называемые восточный и западный пути, связавшие основные центры страны с наиболее отдаленными регионами.
Но и сухопутные пути не выпадали из поля зрения верховной власти. Сёгунат систематически проводил работы по улучшению дорог, уделяя особое внимание пяти трактам, которые веером расходились из Нихонбаси — торгового ядра Эдо. Наиболее сложной для путешествий была дорога Токай-до, которая почти 300 миль тянулась вдоль тихоокеанского побережья, связывая Эдо и Киото, и далее — до Осаки. Полотно дороги было тщательно выровнено. Оно состояло из толстого слоя мелкого гравия, покрытого сверху утрамбованным песком. Ширина ее достигала почти 20 футов. На холмах, засаженных соснами, размещались указатели, которые сообщали путешественникам, насколько они уже отдалились от Нихонбаси или какое расстояние им еще осталось пройти. На перекрестках находились указатели направлений, которые помогали не сбиться с пути. Пятьдесят три станции, расположенные на дороге Токайдо, предоставляли путникам возможность переменить сандалии, перекусить, выпить чашечку чая, а также пообедать и переночевать на постоялом дворе.