— Здравствуйте! — сказали по-английски. — Перед ней, улыбаясь, стояла невысокая, черноволосая, как японка, женщина с неяпонскими большими глазами. — Вы меня не помните? Я Зухра! Нас познакомила Намико. Вы шли тогда покупать футонг…
— Удивительно, что мы встретились снова, — пробормотала она.
— Вовсе нет! — возразила Зухра. — Я часто бываю в Дайе. Значит, магазин, где они стояли, назывался Дайе.
Зухру, гражданку Сирии, привёз в Японию муж, специалист по арабскому языку. Прибыв в университет Дамаска в командировку, он встретил филолога Зухру и решил жениться. Теперь муж работал профессором в местном университете, а Зухра растила троих сыновей и немножко преподавала арабский. Всё это Зухра рассказала в первые минуты. Она говорила жадно, много, словно истосковалась в молчании. Да, ей нравилась Япония, но… Немножко скучно, однообразно — дом, дети, муж… И потому она очень радовалась друзьям. Зухра знала многих русских из тех, что жили в городе. Любила их. В родном Дамаске тоже любили русских. Большие глаза Зухры смотрели с симпатией, с любопытством:
— Давайте дружить! Вы здесь недавно? Вам не нужна помощь? — Помощь была нужна. Зухра обрадовалась. — Я проведу Вас по магазину.
Чем же там люди кормятся?
Домик прижался к земле
Под осенними ивами.
Басё
Для экскурсии по магазину назначили рабочий день. В выходные Зухра отлучаться не могла — японская жена должна обслуживать мужа, когда он отдыхает. Уговорились встретиться в Дайе в десять утра, в это время открывались большие магазины. Магазины приспосабливались к домохозяйкам: только к десяти они успевали покормить мужей завтраком, закрутить им в фуросики коробки с обедом, помыть посуду, прибраться, развести детей по школам, садам… Да и продавщицам, которым приходилось по утрам выполнять ту же работу, такое время начала работы подходило. К торговому центру съезжались дамы на специальных велосипедах — проволочные корзинки для покупок спереди, сиденье для ребёнка сзади. Велосипедные стоянки заполнялись, автомобильные оставались пустыми. Машины парковались ыв этот час возле офисов, институтов, заводов. Из них выходили мужчины. Японское утро, как сепаратор, отделяло мужчин от женщин. Ровно в десять продавцы распахнули двери магазинов и застыли в поклонах. В магазины вступили колонны женщин. Женщины, только женщины заполнили все шесть этажей Дайе, весь торговый центр. Цепкая японская традиция запрещала мужчине входить в магазин и тем более выходить из него с сумкой. Места для велосипеда возле магазина не нашлось, Зухре пришлось спуститься в подземный переход. Там на многоэтажной велостоянке служащий поднял его электрической лебёдкой на верхнюю полку. Зухра размашисто шагала в разношенных кроссовках. Широкие брюки, поношенные куртки — все женщины были одеты так — они пришли работать.
— Вы хотите купить японскую еду? — Зухра удовлетворённо кивнула. — Я Вам помогу!
Всё оказалось не так уж сложно. Японцы питались в основном тремя вещами: соей, водорослями и рыбой. Ну и рисом, конечно. Иногда его заменяли лапшой — обычной или тёмной, гречневой. Была ещё лапша зелёная и розовая, но эту даже японцы считали экзотикой, на каждый день шла лапша обычная, белая. Мимо лапши Зухра прошла, не останавливаясь. Свою экскурсию она начала с сои. Простенькая и абсолютно неуважаемая в России соя здесь была многолика, вездесуща. Для начала в овощном отделе она явилась в натуре, в виде зелёных стручков и горошин. Дальше шёл длинный ряд её перерождений. В пластмассовых ванночках мокла в мутной водичке белая субстанция, похожая на брынзу.
— Соевый творог тофу! — объявила Зухра. И улыбнулась. — Только русские зовут тофу творогом, в Японии творога нет.
На вопрос — что делать с тофу? — Зухра всплеснула руками.
— Да его можно использовать в десятке блюд, нет, в сотне, в тысяче!
Тофу можно было есть жаренным — жареное тофу, похожее на пирожки, просвечивало сквозь прозрачные пакеты золотистой корочкой. Из тофу можно было приготовить настоящий пирог, с начинкой, например, со свининой… Ещё тофу можно было сушить. В таком виде оно хранилось долго. Именно высушенное тофу имело вид серых кирпичиков, которые озадачили её в прошлый раз. Сухое тофу тоже жарили, предварительно размочив, варили в соевом соусе… Варить полагалось не в чистом соусе, а в его смеси с сакэ. Должно быть, эту смесь хозяйки использовали часто — жидкость, напоминавшая по цвету квас, продавалась в двухлитровых бутылях. В бутылки поменьше был заключён чистый соевый соус. Он занял большую часть полки с приправами, потеснив кетчуп, горчицу, майонез и вообще всё остальное. Тофу можно было есть и сырым, полив его всё тем же соевым соусом. Но самое наиглавнейшее назначение тофу состояло в том, что им заправляли мисо-суп.
— Как, Вы не знаете что такое мисо-суп? — даже привыкшая к иностранцам Зухра опешила. — Да ведь это — главное в японской кухне — мисо-суп!
Оправившись от изумления, Зухра улыбнулась, счастливая тем, что именно от неё кто-то впервые в жизни услышит про мисо-суп.
— Это мисо! — голос Зухры зазвенел так, словно она объявляла выход королевы.
В пакетах, коробках, банках и даже ведёрках содержалось нечто, похожее на горчицу, но в количествах столь внушительных, что скорее напоминало краску для пола. Мисо называлась паста из квашенных соевых бобов, более или менее острая, а потому и разная по оттенку охры: от светло-жёлтого до густо-коричневого. Чтобы приготовить мисо-суп, надо было разболтать пасту в горячей воде и добавить тофу. Получался соевый суп с соевым творогом — соя с соей. Кроме тофу в суп полагалось положить водоросли. Большую часть длинной полки с водорослями занимало нечто под названием "нори" — переработанная морская капуста. Сквозь прозрачные пакеты просвечивали чёрно-зелёные тонкие листы, напоминавшие бумагу. Они и нарезаны были размером с писчую страницу. Но в мисо-суп клали не нори. Зухра взяла с полки пакет с длинными, плоскими, как у камыша, синеватыми листьями в белом налёте морской соли. Водоросли, тофу, лук — так получался самый простой мисо-суп на каждый день.
Но существовал и суп праздничный — с маленькими чёрными ракушками. В кипятке их створки раскрывались с тихим пощёлкиванием, освобождая сероватое тельце моллюска.
— Его пресный нежный вкус так хорошо сочетается с кисловатым супом! — Зухра блаженно прикрыла глаза.
— Да, это вкусно, — согласилась она, вспоминая суп в ресторане, куда привели её Хидэо и Намико в первый вечер.
— Но дома Вам, одиночке, суп с раковинами не удастся приготовить, — огорчилась Зухра.
Ракушки продавались сеточками штук по тридцать — за раз одной не одолеть, а хранить нежного моллюска нельзя.
К японским ракушкам Зухра привыкла легко.
— Но вот это я до сих пор есть не могу!
Зухра указала на белые плоские пенопластовые коробочки. Они стояли на специальной полке со скоропортящейся японской едой. На этой полке она не сумела опознать абсолютно ничего. И потому кое-что иногда покупала, пробовала. В порядке эксперимента. Однажды купила и коробочки. В них лежали некрупные горошины в липкой рыжей слизи, пахнущей так, словно продукт давно испортился.
— Это называется нато, квашеные соевые бобы. Они такие вонючие! Никто из иностранцев не может их есть! — уверяла Зухра.
А она не знала и съела. Хотя вкус был непривычный, запах — тем более, а соус тянулся за ложкой нескончаемыми нитями. Зухра говорила, что нато едят с горячим рисом. С варёной картошкой тоже прошло неплохо, вроде как солёные грибы.